– Кирби? Это Энья. Хотела спросить, что понадобится Лорен для субботнего показательного выступления. Она так радуется, особенно теперь, когда выяснилось, что я тоже смогу прийти – отпрошусь утром с работы. Поедете с нами или встретимся там?
Не все так просто.
– Энья, разве Лорен вам не сообщила? На концерт может прийти один гость на каждого ребенка. А поскольку вы мать, то именно вам и следует посмотреть выступление Лорен.
– О нет! Это ужасно! Почему не смогли найти зал побольше? Ну тогда я… тогда мне придется пропустить концерт, а вы с Лорен потом все мне расскажете. – Энья готова расплакаться, а я терпеть этого не могу.
– Нет, нет. Я уже заказала видеозапись – приеду из Италии и все посмотрю. Кстати об Италии: мне нужно будет подготовиться, собрать вещи, а три недели в чужой стране – это не поездка за город на выходные. – Теперь, похоже, расплакаться готова я, хоть и не могу понять почему.
Не думаю, что много потеряю, если не посмотрю на маленьких девочек, танцующих в нелепых костюмах. Я ведь хожу два-три раза в год на бродвейские спектакли, есть с чем сравнить.
Горло сдавил спазм. Проклятие! Я веду себя как сентиментальная девчонка.
– Нет, Кирби. Это ведь вы привели туда Лорен. Она так жаждет вашего присутствия, и я не могу… не могу…
О нет! Я слышу тихое всхлипывание, сопровождаемое приглушенным сморканием.
Разве я способна отнять у матери возможность посмотреть первое выступление своей дочери? Особенно у такой заботливой матери, как Энья, которая вынуждена делить свою дочь со мной.
Ни за что.
Включаю интонацию важной бизнес-леди:
– И слышать ничего не хочу. Знаете что? Я встречу вас после концерта и угощу обедом. Таким образом я смогу полюбоваться на ее костюм и послушать рассказ о выступлении, пока впечатления еще будут свежи.
Постукиваю карандашом по столу, удивляясь, что это весьма разумное решение вызывает у меня боль в груди.
– Кроме того, когда вернусь из Италии, я посмотрю видео, а также замучаю вас демонстрацией своих фотографий. Да, кстати: можно, я привезу Лорен подарки из Италии?
– Ладно, договорились. С нетерпением ждем возможности пообедать с вами. А в среду все как обычно?
– Конечно, я ведь не могу пропустить такое – последняя репетиция, можно считать, я увижу концерт. К тому же Лорен еще должна мне ужин с «настоящей едой».
– Хорошо. Спасибо. И… Кирби…
– Что?
– Спасибо, что спросили насчет подарков. Мне очень приятно, что вы не забыли наш разговор. И спасибо за ваше отношение к Лорен. Вы необыкновенно хороший…
– Молчите, – устало прошу я. – Не стоит об этом.
Я решила, что уже давным-давно наступила моя очередь вломиться к кому-нибудь в кабинет, и, естественно, выбрала кабинет Бэннинга. Я довольно успешно избегала его всю прошлую неделю после того необъяснимого случая, когда нами овладело пылкое… нечто… в конференц-зале. Впрочем, Бэннинг все равно проводил много времени с членами совета директоров. Наверное, придумывал, как от меня избавиться.
Так чего же он хочет: переспать со мной или уволить? Наверное, и того и другого.
– Привет! – говорю я, бесцеремонно распахивая дверь.
Забавный процесс – неудивительно, что все так делают. Громко захлопываю ее – просто так, ради развлечения.
– У тебя есть минутка?
Бэннинг потягивается, заводит руки за голову и откидывается на спинку кресла – само спокойствие и уравновешенность.
«Да, да, приятель, я все вижу. Уж я-то знаю твое спокойное отношение к моей персоне. Я ведь та, кого ты тискал в конференц-зале, разве не помнишь?»
Пытаясь быть как можно более безразличной и даже хамоватой, думая об этом, добиваюсь лишь того, что краснею, так что мою стратегию не назовешь успешной. И это жутко меня раздражает. А также то, как аппетитно он смотрится в черных брюках и белой в серую полоску рубашке с закатанными рукавами.
– Послушай, что я скажу. За последний месяц несколько человек, не знавших о пари, назвали меня хорошим человеком. И моя маленькая ложь не имеет значения, потому что я говорила неправду для их же блага. А если ты спасаешь кому-то жизнь, это тоже должно считаться… И наконец, отказаться от концерта – большая жертва, так что, даже если я не буду использовать свою почетную сестру или ее мать, этот случай должен обязательно пойти в счет. – Изрядно запыхавшись, замолкаю.
Во время моего сбивчивого монолога Бэннинг распрямляется, встает из кресла, выходит из-за стола, приваливается к нему и складывает на груди руки.
– Позволь поинтересоваться – о чем, черт побери, ты вообще толкуешь?
– О пари. Я победила. Ты проиграл. И покончим с этим. – Поворачиваюсь и берусь за дверную ручку.
– Не так быстро, Грин, – произносит он.
