смотрело им в спины окно дома. С деревьев падали яблоки, глухо ударяясь о землю, и где-то вблизи раздавались голоса. Один спрашивал:
– Он, стало быть, тоже в женихи к нам?
А другой угрюмо ругался.
– Подождите… – остановила Варенька своего спутника, взяв его за рукав, – послушаем, это они про вас говорят…
Он сухо взглянул на неё и сказал:
– Я не охотник подслушивать разговоры слуг.
– А я люблю! – объявила Варенька. – Сами с собой они всегда очень интересно говорят про нас, господ…
– Может быть, интересно, но – едва ли хорошо! – усмехнулся Ипполит.
– Почему же? Про меня они всегда хорошо говорят.
– Поздравляю вас…
Он был во власти злого желания говорить с ней резко, грубо, оскорблять её. Сегодня его возмущало её поведение: там, в комнатах, она не обращала на него внимания, точно не понимая, что он приехал ради неё, к ней, а не к её безногому отцу и высушенной тётке. Потом, признав его слабым, она стала смотреть на него как-то снисходительно.
«Что всё это значит? – думал он. – Если я не нравлюсь ей внешне и не интересен с внутренней стороны – что же влекло её ко мне? Новое лицо и – только?»
Он верил в её тяготение к нему и снова думал, что имеет дело с кокетством, ловко скрытым под маской наивности и простодушия.
«Быть может, она считает меня глупым… и надеется, что я поумнею…»
– А тётя права – дождь будет! – сказала Варенька, глядя вдаль, – смотрите, какая туча!.. И становится душно, как всегда перед грозой…
– Это неприятно… – сказал Ипполит. – Нужно воротиться и предупредить сестру…
– Зачем же?
– Чтоб до дождя возвратиться домой…
– Кто вас отпустит? Нужно переждать здесь.
– А если дождь затянется до ночи?
– Ночевать у нас… – категорически сказала Варенька.
– Нет, это неудобно… – протестовал Ипполит.
– Господи! Разве уж так трудно провести одну ночь неудобно?
– Я не свои удобства имею в виду…
– А о других не беспокойтесь – всякий умеет сам о себе заботиться.
Они спорили и шли вперёд, а встречу им по небу быстро ползла тёмная туча, и уже где-то далеко глухо ворчал гром. Тяжёлая духота разливалась в воздухе, точно надвигавшаяся туча, сгущая зной дня, гнала его пред собой. В жадном ожидании освежающей влаги листья на деревьях замерли.
– Воротимтесь? – предложил Ипполит.
– Да, душно… Как я не люблю время пред чем-нибудь- пред грозой, пред праздниками. Сама гроза или праздники – хорошо, но ожидать – скучно. Вот если б всё делалось сразу… ложишься спать – зима, мороз; проснёшься – весна, цветы, солнце… Или – солнце сияет, и вдруг тьма, гром и ливень.
– Может быть, вы хотите, чтоб и человек изменялся также вдруг и неожиданно? – усмехаясь, спросил Ипполит.
– Человек всегда должен быть интересен… – сказала она.
– Да – что же значит быть интересным? – с досадой воскликнул Полканов.
– Это трудно сказать… Я думаю, что люди были бы все интересны, если бы они были… живее… да, живее! Больше бы смеялись, пели, играли… были бы более смелыми, сильными… даже дерзкими… даже грубыми.
Он внимательно слушал и спрашивал себя: «Это она рекомендует мне программу желательных отношений к ней?..»
– Быстроты нет в людях… а нужно, чтобы всё делалось быстро, для того, чтобы жилось интересно…
– Может быть, вы и правы… – тихо заметил Ипполит. – Конечно, не. совсем правы…
– Да не отговаривайтесь! – засмеялась она. – Как это не совсем? Или уж совсем, или не права… или хорошая, или дурная… или красивая, или урод… вот как надо рассуждать! А то говорят: порядочная, миленькая – это просто из трусости так говорят… боятся правды потому что?
– Ну, знаете, с одним этим делением на два вы уж чересчур многих обидите!
– Чем это?
– Несправедливостью…
– Вот далась человеку эта справедливость! Точно в ней вся жизнь и без неё никак не обойдёшься. А кому она нужна?
Она восклицала с сердцем и капризно, а глаза у неё то и дело щурились и метали искры.
– Всем людям, Варвара Васильевна! Всем, от мужика до вас… – внушительно сказал Ипполит, наблюдая её волнение и стараясь объяснить его себе.
– Мне никакой справедливости не нужно! – решительно отвергла она и даже сделала движение рукой, точно отталкивая от себя что-то. – А понадобится – я сама себе найду её. Чего вы всегда о всех людях беспокоитесь? И… просто вы говорите это для того, чтоб злить меня… потому что вы сегодня важный, надутый…
– Я? Злить вас? Зачем же? – изумился Ипполит.
– Почему я знаю? Скуки ради, должно быть… Но – лучше бросьте! Я и без вас, – ух, как заряжена! Меня из-за женихов целую неделю кормили разными рацеями… обливали ядом… и грязными подозрениями… благодарю вас!
Её глаза вспыхивали фосфорическим блеском, ноздри вздрагивали, и вся она трепетала от волнения, вдруг охватившего её. Ипполит с туманом в глазах стал горячо оправдываться пред нею.
– Я не хотел злить вас…
Но в этот момент над ними гулко грянул гром – точно захохотал кто-то чудовищно огромный и грубо добродушный. Оглушённые, они вздрогнули, остановились на миг, но сейчас же быстро пошли к дому. Листва дрожала на деревьях, и тень падала на землю от тучи, расстилавшейся по небу бархатным пологом.
– Как мы, однако, заспорились, – сказала Варенька на ходу. – Я и не заметила, как она подкралась.
На крыльце дома стояли Елизавета Сергеевна и тётя Лучицкая в большой соломенной шляпе на голове, – шляпа придавала ей сходство с подсолнухом.
– Будет страшная гроза, – объявила она своим внушительным басом прямо в лицо Полканову, точно считала своей обязанностью уверить его в приближении грозы. Потом она сказала: – Полковник уснул… – И исчезла.
– Как это тебе нравится? – спросила Елизавета Сергеевна, кивком головы указывая на небо. – Пожалуй, нам придётся ночевать здесь.
– Если мы никого не стесним.
– Вот человек! – воскликнула Варенька, смотря на него с удивлением и чуть ли не с жалостью. – Всё боится стеснить, быть несправедливым… ах, ты господи! Ну и скучно же вам, должно быть, жить, всегда в удилах! А по-моему – хочется вам стеснить – стесните, хочется быть несправедливым – будьте!..
– А бог – сам разберёт, кто прав… – перебила её Елизавета Сергеевна, улыбаясь ей с сознанием своего превосходства. – Я думаю, нужно спрятаться под крышу – а вы?
– Мы будем здесь смотреть грозу – да? – обратилась девушка к Полканову.
Он изъявил ей своё согласие поклоном.
– Ну, я не охотница до грандиозных явлений природы – если они могут вызвать лихорадку или насморк. К тому же можно наслаждаться грозой и сквозь стекло окна… аи!
Сверкнула молния; разорванная ею тьма вздрогнула и, на миг открыв поглощённое ею, вновь слилась. Секунды две царила подавляющая тишина, потом, как выстрел, грохнул гром, и его раскаты понеслись над
