В а с с а. Опять звериное. А я тебе скажу: люди-то хуже зверей! Ху-же! Я это знаю! Люди такие живут, что против их - неистовства хочется... Дома ихние разрушать, жечь всё, догола раздеть всех, голодом морить, вымораживать, как тараканов... Вот как!
Р а ш е л ь. Чёрт вас возьми... Ведь вот есть же у вас, в этой ненависти вашей, что-то ценное...
В а с с а. Ты, Рашель, умная, и, может быть, я неоднократно жалела, что ты не дочь мне. Кажись, даже говорила это тебе! Я ведь всё говорю, что думаю.
Р а ш е л ь (глядя на часы). Ночевать у вас можно, что ли?
В а с с а. Ну а как же? Ночуй. Не выдам жандармам-то. Девчонки будут рады видеть тебя. Очень рады будут. Они тебя любят. А Колю я тебе не дам! Так и знай.
Р а ш е л ь. Ну, это... увидим!
В а с с а. Выкрасть попробуешь? Пустяки...
Р а ш е л ь. Нет, я больше не буду говорить об этом. Устала, изнервничалась, да ещё вы ошарашили. Страшная вы фигура! Слушая вас, начинаешь думать, что действительно есть преступный тип человека.
В а с с а. Всё есть! Хуже ничего не придумаешь, всё уж придумано.
Р а ш е л ь. Но не много жизни осталось для таких, как вы, для всего вашего класса - хозяев. Растёт другой хозяин, грозная сила растёт, - она вас раздавит. Раздавит!
В а с с а. Вон как страшно! Эх, Рашель, кабы я в это поверила, я бы сказала тебе: на, бери всё моё богатство и всю хитрость мою - бери!
Р а ш е л ь. Ну, это вы... врёте!
В а с с а. Да - не верю я тебе, пророчица, не могу поверить. Не будет по- твоему, нет!
Р а ш е л ь. А вы жалеете, что не будет? Да?
В а с с а. А вдруг - жалею? А? Эх ты... Когда муженёк мой все пароходы, пристани, дома, всё хозяйство - в одну ночь проиграл в карты, - я обрадовалась! Да, верь не верь, - обрадовалась. Он, поставив на карту последний перстень, - воротил весь проигрыш, да ещё с лишком... А потом, ты знаешь, начал он безобразно кутить, и вот я полтора десятка лет везу этот воз, огромное хозяйство наше, детей ради, - везу. Какую силу истратила я! А дети... вся моя надежда, и оправдание моё - внук.
Р а ш е л ь. Сообразите: насколько приятно мне слышать, что мой сын предназначен для оправдания ваших тёмных делишек... в жертву грязного дела...
В а с с а. Неприятно? Ничего, я от тебя тоже кое-что кисленькое слышала. Давай-ка чай пить. При девицах - сохраним вежливость, - так, что ли?
Р а ш е л ь. Не надо им говорить, что я приехала нелегально. И спор наш - не следует знать им. Они ведь ничего не решают.
В а с с а. Понятно - не надо!
(Поля в двери.)
В а с с а. Зови девиц. Кадета - скажи им - не надо. Тихо скажи, чтоб он не слышал. Самовар подашь. Иди. Вот как встретились мы, Рашель!
Ра ш е л ь. Неприятная встреча.
В а с с а. Что делать? Приятно - только дети живут, да и то недолго.
Р а ш е л ь. Мне всё-таки кажется невероятным всё это.
В а с с а (толкает ногой стул). Ну, как это невероятно?
Л ю д м и л а (вбегает, за ней идёт Наталья). Ой, кто, что? Рашель... Рашель!
Н а т а л ь я. Не телеграфировала - почему?
В а с с а. Натка спрашивать любит. Ей скажут: 'Здравствуй', а она спрашивает: 'Почему?'
Р а ш е л ь. Ты, Люда, не изменилась, всё такая же милая, даже как будто и не выросла за эти два года.
Л ю д м и л а. Это - плохо?
Р а ш е л ь. Конечно - нет! А вот Ната...
Н а т а л ь я. Постарела.
Р а ш е л ь. О девушке не скажешь - возмужала, но именно такое впечатление.
Н а т а л ь я. Говорят - созрела.
Р а ш е л ь. Это иное!
(Девицы обрадованы встречей, Рашель говорит устало, почти не отводя взгляда от Вассы. Сёстры усаживают её на тахту. Васса спокойна, сидя у стола, готовит чай.)
Л ю д м и л а. Садись, рассказывай.
Н а т а л ь я. Как Фёдор? Выздоравливает?
Р а ш е л ь. Нет, Фёдор - плох.
Н а т а л ь я. Зачем же ты уехала от него?
Р а ш е л ь. За сыном, за Колей.
В а с с а. А я его не даю за границу.
Л ю д м и л а. Раша, милая, какой он стал прелестный, Коля! Умный, смелый... Он в лесу живёт, в Хомутове. Замечательное село. Там такой сосновый лес.
Н а т а л ь я. Разве его перевезли из Богодухова?
Л ю д м и л а. Богодухово - тоже замечательное! Там - липовая роща, пасеки...
Р а ш е л ь. Оказывается, вы и не знаете - где он?
В а с с а. Идите к столу-то.
Р а ш е л ь. Расскажи, как ты живёшь?
Л ю д м и л а. Я - удивительно хорошо. Вот видишь - весна, мы с Васей начали работать в саду. Рано утром она приходит: 'Вставай!' Выпьем чаю и в сад. Ах, Раша, какой он стал, сад!
(Анна вошла, молча здоровается с Рашелью, говорит что-то Вассе. Обе вышли.)
Л ю д м и л а. Войдёшь в него, когда он росой окроплён и весь горит на солнце... как риза, как парчовый, - даже сердце замирает, до того красиво! В третьем году цветочных семян выписали почти на сто рублей, - ни у кого в городе таких цветов нет, какие у нас. У меня есть книги о садоводстве, немецкому языку учусь. Вот и работаем, молча, как монахини, как немые. Ничего не говорим, а знаем, что думаем. Я - пою что-нибудь. Перестану, Вася кричит: 'Пой!' И вижу где-нибудь далеко - лицо её доброе, ласковое...
Р а ш е л ь. Значит, счастливо живёшь, да?
Л ю д м и л а. Да! Мне даже стыдно. Удивительно хорошо!
Р а ш е л ь. А ты, Ната?
Н а т а л ь я. Я! Я тоже удивляюсь.
П р о х о р (выпивши, с гитарой). Б-ба! Р-рахиль!.. (Поёт.) 'Откуда ты, прелестное дитя?' Ой, как похорошела!
Р а ш е л ь. А вы - всё такой же...
П р о х о р. Ни лучше, ни хуже. Остаюсь при своих козырях.
Р а ш е л ь. Веселитесь?
П р о х о р. Именно. Ремесло моё. Главное качество - простодушная весёлость. Это у меня от природы естества моего. Капитан Железнов - помер, так я для славы семейства и хозяйства - за двоих теперь гуляю.
Р а ш е л ь. Он - давно хворал?
П р о х о р. Это - верно, давно пора.
(Людмила смеётся.)
Р а ш е ль. Я неправильно спросила - долго хворал?
П р о х о р. Капитан? Он - не хворал. Он - в одночасье - пафф! И - 'со святыми упоко-о-ой'.
Н а т а л ь я. Дядя, перестаньте! Это - безобразие!
П р о х о р. Со святыми - безобразие? Ты, девка, не учи меня, молода учить!
