Дипломатия

Максим Горький Дипломатия

Картинка с натуры.

Сапожник Федька Скроботов был в унынии. Квартирный хозяин поставил ему вчера строгий ультиматум – или давай деньги, или уезжай с квартиры. Жена и мать Федьки по сему поводу с утра неистово пилили его, попрекая пьянством, ленью и всеми другими пороками, коренившимися в Федьке, по их словам, со дня его рождения. Наконец, они, дружно предав его анафеме, замолкли, мать ушла куда-то, жена села к окну и стала шить, а Федька ковырял шилом старый башмак и, чувствуя, что ему хочется есть, – никак не мог решиться попросить у жены обедать. А в желудке давно уже сосало, и голодная слюна наполняла рот. Наконец, он решился…

– Ка-акие я малосольные огурцы видел в лавке!

Гробовое молчание со стороны супруги.

– А что, у нас нет огурцов? – дипломатично продолжал Федька.

– Ты покупал? – сухо, не поднимая головы от работы, спросила жена.

«Нет, он не покупал. Хотел купить, но не успел, ибо проиграл деньги в три листика. Однако в следующий раз он обязательно купит огурцов и даже сразу тысячу…»

Он подумал это про себя, а жене доложил:

– Не успел я намедни… Нужно было дратвы, вару…

– Молчи уже, варвар… – укоризненно бросила ему супруга.

Федька засмеялся, изобразив на лице нечто вроде удовольствия.

– Какие эти самые женщины умные… когда они разозлятся. Даже удивительно! Ей миролюбно скажешь – вар! А она тебе сейчас на это слово запалит – варвар! Каждое твоё слово помножит и к щеке твоей приложит!

Обыкновенно от балагурства Федьки его супруга «поджимала животик», но в данном случае она только плотно сжала губы и, помолчав, тоном сухим и колким спросила:

– Как будешь с хозяином-то?

Федька вздрогнул и поёжился, но решил не терять присутствия духа, надеясь храбростью ускорить обед. Он многозначительно поднял кверху палец и таинственно заговорил:

– Не извольте тужить – мы сумеем прожить! Мы, хорошие слуги, проживём и без потуги… пусть только на нас не рычат, яко звери, наши любимые супруги!

Победа! Жена улыбнулась!

– Сколько это у тебя их, супруг-то?

– Одна! Да и та, должно быть, больна, я выпью немножко вина, а она делается пьяна и колотит меня колодками по башке… чего делать не должна!

Федька пересолил. Супруга снова нахмурилась и кратко заявила:

– Убить даже тебя, болтуна, и то мало!

Обед опять отодвинулся далеко куда-то. Федька угнетённо вздохнул.

– Насчёт хозяина ты не беспокойся! Я его сегодня вечером укрощу… как только в голове нужных слов наищу…

– Что у тебя слова-то ползают в голове? – оппонировала супруга.

Опять неудача!

– Видишь ты, ему я, этому самому хозяину, ужо такую подпущу дипломатию, что он, не токма, что денег с меня просить – благодарить меня будет, да! – вдохновенно начал врать Федька. – А пока что, собрала бы ты по…поесть чего-нибудь!

– Иди за щепками, надо щи разогреть… – сверх ожидания сказала жена.

Федька живо вскочил и бросился в сарай за щепами.

Задняя стена сарая выходила частью в сад домохозяина, а частью на соседний двор, и на нём, как раз у стены, слышался говор. Любопытный Федька прильнул к щели, желая знать, кто и о чём говорит. Говорили, стоя у забора, трое мальчиков; один из них был сын учителя, жившего рядом, двое других – его товарищи. Федька знал их всех. Они смотрели в сад домохозяина Федьки на яблоки, ещё незрелые, но уже крупные, зарумянившиеся, отягощавшие ветки и дразнившие вкус…

– Полеземте, – предлагал сын учителя товарищам, кивая головой на яблоки.

Те подозрительно огляделись вокруг, не решаясь. У Федьки блеснула в голове идея.

– Мальчики!- вполголоса позвал он.

Мальчики шарахнулись было в сторону, но сын учителя остановил их.

– Это – сапожник, – успокоительно сказал он.

– Это, действительно, – я! Я знаю лаз, – ах, как удобно! Айдате вместе? И напорем мы этих самых яблоков – пуды! Идёт?

Мальчики оживлённо заговорили друг с другом, быстро составив что-то вроде военного совета. Нервозный сын учителя горячо убеждал товарищей в безопасности набега, а Федька слушал и трепетал от ожидания. Решили, наконец.

– Вот и превосходно! Я сейчас же там буду!

Действительно, через минуту он сидел за сараем верхом на заборе и, глядя, как по саду, крадучись, в тени веток, двигались фигуры мальчиков, руководил их действиями, громким шёпотом командуя:

– Левее берите… к малиту! Он теперь вкусный, малит-то!

Потом он спрыгнул в сад, видя, что мальчики подобрались к «малиту», подошёл к ним и, спросив: «идёт работа?» – взял учителева сына за плечи. Тот обернулся и вопросительно посмотрел на него. Федька сделал строгое лицо.

– Теперича, господа, у нас пойдёт серьёзный разговор. Вы двое бегите, а вы, Николай Николаевич, пожалуйте со мной.

Товарищи Николая Николаевича, бледного от охватившего его испуга, поняли, в чём дело, и моментально скрылись. А их товарищ попытался вырваться из рук сапожника, но понял, что это ему не удастся, и глухо прошептал:

– Отпусти, Фёдор, я тебе завтра двадцать копеек дам!

– Я ещё не обедал, а вы меня уже завтраком кормите! Не-ет, это удочка плохая! А за воровство положено наказание – тюрьма. Пожалуйте – идти!

Федька говорил громко и был строг, как Катон. Он вёл своего пленника по дорожке сада и чувствовал, как дрожит его плечо, как холодеет рука. Лицо пленника было бледно, губы беззвучно шептали что-то, он инстинктивно упирался ногами в землю, Федька подталкивал его вперёд и чувствовал, что ему жалко мальчика. Ему хотелось отпустить его, но – дипломатия! Федька очень много надежд возлагал на свой план для того, чтобы не попытаться довести его до конца.

– Извольте идти! – уговаривал он пленника очень любезно и доброжелательно. – Ничего не поделаешь… отпустить я вас не могу, а должен представить домохозяину… вот он! Здрассте, Платон Михайлыч! В то время, как вы ругаете меня разными тяжёлыми словами и гоните вон с квартиры, – я-с оберегаю ваше имущество и добро! Изволите видеть? Поймал вора-с! С поличным в руках имею честь передать его вам! Получите!

Домохозяин, сырой и толстый человек, страдавший одышкой, взял пленника за подбородок, поднял кверху его голову и грозно захрипел:

– А!.. Давно уж я… добирался…

– Вы добирались, а я подобрался – хап! И готово! Я тоже давно слежу за ними… мне ваше, Платон Михайлыч, добро дорого! Я, бывало, ночи не сплю – всё слежу. Сад моего хозяина тр-рогать не смей! Я – вот он! И я уж услежу…

– Я больше не буду… отпустите меня! – молил пленник со слезами на глазах.

– Нет… я тебя к отцу, и пусть он тебя выпорет… ага?! – хрипел Платон Михайлович, страшно вращая