– Дражайшая Елизавета, разве мы не всегда видим вещи в одном и том же свете? Мы одно целое. Мы предназначены друг для друга.
– Да, мы видим мир в одном и том же свете, – признала она. – Вы мои глаза, дорогой Робин. Да, вы правы. Я жажду иметь ребенка.
– Это ваш долг. Нельзя позволить, чтобы ваши совершенства исчезали. Они должны быть продолжены.
– Я не знаю никого, кто говорил бы со мной так элегантно. Каким искусством вы обладаете, Роберт?
– Нет! Это любовь, а не искусство вкладывает такие слова в мои уста, любовь, вдохновленная самой прекраснейшей дамой на свете.
Она улыбнулась и прислонилась к нему.
Наблюдавшая за ними Кэт вздохнула и подумала: «Почему она отказывает ему? Как она может отказать такому мужчине? Он не утратил своих достоинств. Он убил свою жену ради нее. Самая дорогая и самая странная, самая сильная и самая хрупкая госпожа моя, что еще можно желать от мужчины?»
Но Елизавета отодвинулась от своего возлюбленного:
– Почему вы решили просить за эту девушку? Не потому ли, что у нее смазливое личико?
– Смазливое? Я не заметил. Помнится, я редко встречал ее в вашем обществе.
– Она весьма хорошенькая.
– Бледная луна по сравнению со сверкающим солнцем. Когда я прошу за нее, я думаю о вас. Вот почему я хочу, чтобы вы обошлись с ней снисходительно. Народ ожидает от вас именно этого.
– Роберт, есть люди, которые охотно сделали бы ее королевой. Мой отец выбрал бы этот момент, чтобы отправить ее на плаху.
– Но вы мудры так же, как и прекрасны.
– Разве мой отец не был мудрым человеком?
– Не всегда.
– Думаю, это можно было бы назвать изменой.
– Нет, назовите это любовью… любовью к вам, моя дражайшая королева. Народу не понравится, если вы начнете убивать ваших соперников, как это делал ваш отец. Это не достойно вас. Вы сильнее этого. Львица не охотится на мышей.
– Что? Разве я должна помиловать ее! Разве я могу позволить ей и ее мужу плодить детей, которые станут угрозой трону?
– Вовсе нет. Держите ее в заключении, как и Хертфорда, но не лишайте их жизни.
Она любовно похлопала его по щеке:
– Вы думали, я хочу лишить их жизни? Нет! Я не стала бы пачкать мои руки ее кровью. Я буду держать ее в заключении в Тауэре, а Хертфорд станет моим пленником. Тогда я буду знать, что она обезврежена. Я не стану трогать ее глупенькую голову. Пусть она живет… моя узница.
Роберт лихорадочно поцеловал ей руку:
– Вы самая мудрая, равно как и самая прекрасная из женщин.
– Хватит о мадам Катарине! Давайте поговорим о более интересных вещах.
– О мадам Елизавете, например?
– И о мастере Роберте.
– Тогда давайте поговорим о тех днях, когда они встретились в Тауэре, и о том, как он мечтал о будущем в своей одинокой камере.
– Что ж, это будет приятный разговор, не сомневаюсь. Я пошлю за музыкантом, чтобы он очаровывал нас своей лютней, пока мы будем беседовать.
Он укоризненно посмотрел на нее; но она чувствовала сегодня себя слишком размягченной, чтобы решиться остаться с ним наедине.
Королева была довольна, что леди Катарина Грей оказалась ее узницей. Лорд Хертфорд тоже находился в Тауэре по обвинению в государственной измене. Они проведут там остаток своих жизней, решила Елизавета. Никто не сможет обвинить ее в том, что у нее на руках их кровь.
Она постоянно думала о другой и более серьезной угрозе ее спокойствию. Одно только упоминание о Марии, королеве Шотландии, могло ввергнуть ее в плохое настроение.
Если бы королева Шотландии и леди Мария Грей тоже оказались у нее в тюрьме, Елизавета стала бы более счастливой женщиной. Но была еще одна постоянно приходившая ей на ум соперница – Маргарита, графиня Леннокс. Эта дама находилась не так уж далеко от трона, поскольку была дочерью Маргариты Тюдор, сестры Генриха VIII. За графиней следовало неусыпно следить, потому что у нее был сын, лорд Генри Дарнли; а женщины, имеющие сыновей, бывают очень амбициозными.
Занявшись делами графини Леннокс, шпионы королевы вскоре выяснили, что она состоит в переписке с Марией, королевой Шотландии.
Елизавета расхохоталась, когда ей сообщили эту новость:
– Мне ясно, чего она желает. Хочет выдать своего мальчика за королеву Шотландии, а потом устроить заговор, чтобы отдать ему еще и Англию.
Роберт согласился с ней, что именно это и было у дамы на уме.
