– Поверьте, Аластар, все мы люди образованные и прогрессивные и ничего против леди Джойаны как таковой не имеем. Она – исключительная женщина, и в качестве леди Эск я бы ее принял всем сердцем. Но не как княгиню.
– Не сочтите за дерзость, но никто пока не готов видеть шуриа на престоле диллайнского государства. Это невозможно. Вообще.
Устами Локка говорили сейчас все остальные члены Совета, а также подавляющее большинство обитателей Синтафа. Никто слишком не удивился женитьбе Бранда Никэйна на Джойане Янамари, его решение одобрили, многие сами не отказались бы от супруги-шуриа, особенно если за ней приданым будут титул, земли и деньги. Но княгиней…
«Не для того наши предки веками лили кровь, чтобы теперь возвращать власть змеиному народу», – скажут простые… э… файристяне. И будут правы. Никто не забыл, кому изначально принадлежала эта земля.
– Вы же как-то умудрились столько лет скрывать связь с этой женщиной…
Четыре года назад владетелю Локэрни пришлось объяснять истинную причину отчаянных поисков леди Янамари в его уделе. «Мать моего сына» – это для диллайн аргумент решающий. Так же, как и принадлежность возможной княгини к народу Сизой Луны – препятствие непреодолимое.
– А теперь вы называете новенький фрегат именем «Лаунэйд».
Алфлаед, казалось, был обижен на друга и соратника.
– Шуриа в княжьем венце будет раздражать практически всех, и рано или поздно найдутся желающие «освободить» князя от «змеиных чар». Тень падет и на вашего сына.
Эск раздраженно хмыкнул. Ну еще бы! Буквально только что в пресловутых «Хрониках» читал что-то подобное. Правда, было это больше тысячи лет назад и в далеких от Синтафа и его окрестностей землях, но история о женщине недостойного рода, волею венценосного любовника ставшей царицей, ее злосчастной судьбе и горькой участи детей запомнилась надолго и приводилась в пример как недальновидный поступок правителя.
Так частенько бывает, и не только с диллайн, когда жизнь сама подсовывает человеку намеки и предупреждения. Дескать, не глупи, не лезь на рожон, притаись. А смертный так и норовит против судьбы идти, переломить свою долю. Если, разумеется, можно счесть упрямством желание Аластара наречь заложенный на верфи фрегат – «Лаунэйд». А ведь этот поступок тоже кое у кого вызвал недоумение, мягко говоря. Корабельный мастер так и сказал: «Не к добру диллайн призывать милостей Сизой Луны».
Теперь вот Рэй и Локк потребовали ответа. Все одно к одному.
– Идгард Янамари – мой законный и несомненный наследник. И княгиней Файриста станет уже его супруга.
Одержимость – это тоже своего рода проклятье, ничуть не менее страшное, чем Внезапная Смерть, терпеливо подстерегающая шуриа каждое утро. Разница в том, что Проклятье Сигрейн убивает, а с одержимостью надо жить и каждый день бороться с желанием бросить все дела и устремиться к вожделенной цели, перешагивая через близких, наступая на любимых.
Жить в полную силу и из последних сил, жить так, словно впереди Вечность, но каждый день, как последний, жить, как… Джона. Это она – Недостижимая мечта для диллайн. Несбыточное, невозможное для детей Меллинтан наслаждение каждым вздохом, каждым глотком воды, каждым куском хлеба, каждым прикосновением… Да! Он завидовал своей возлюбленной, исступленно, восторженно, как, должно быть, завидует от рождения слепой зрячему или безногий калека – здоровяку. Она могла бежать по ниточке над пропастью, чтобы в двух шагах от цели передумать, развернуться и устремиться обратно, нисколько не пожалев о затраченных усилиях. Иметь выбор – это и есть свобода для диллайн. Хотя бы призрачную возможность изменить цель.
Он, едва распрощавшись с Локком и Рэйем, поехал на верфь. К «Лаунэйд». К родной сестре «Меллинтан».
Предатель из народа предателей! Не имеющий права даже прокричать слова ненависти и проклятья несправедливой судьбе, превратившей его в чудовище. Впрочем, как известно, чудовищами люди становятся по доброй воле, по своему выбору. И если другого может не быть, то этот у них есть всегда. Разве не тысячи тысяч мужчин во все времена между женщиной и короной выбирали корону, а между миром и войной – войну? Разве не так, Лаунэйд?
Ветер с моря был солон и не по-летнему резок. Словно пощечина гнусному предателю. Наотмашь, без пощады.
«И значит… все теперь определилось. Корона и война? Пусть так! – подумалось князю Файриста Эску. – Но тогда уж до самого конца, до предела и за предел. Как диллайн и как вождь своего народа… Народа проклятых Одержимых. Вот только… простишь ли ты меня, Джойана? Поймешь ли? Потому что я бы сам себя не понял и не простил».
Эвейн эрн Рэймси,
главнокомандующий Экспедиционным корпусом
«Любопытно, я хоть когда-нибудь теперь смогу, глядя на город – любой город! – оценивать его с точки зрения красоты архитектуры или живописности окружающего его ландшафта, а не с позиции… диспозиции?» – с легкой грустью подумал эрн Рэймси, окидывая хищным взглядом приграничный городок Аррос.
– Диспозиции для штурма, ваше высокопревосходительство, или для обороны?
– Кэйбри… – вздохнул генерал и прикрыл глаза ладонью. Послеполуденное солнце, отражаясь в сонных зеленоватых водах медлительной реки Ирати, чинно журчащей в заросших тростником низких берегах, жгло генеральский взор, будто каленым железом. После почти суток без сна, проведенных в седле, это было, впрочем, неудивительно.
– Да вы опять разговариваете сами с собой, милорд, – безжалостно пожурил его адъютант. – И если вы немедля не отправитесь в постель, я на вас эрна Бренги натравлю.
– Кэйбри, твоя наглость переходит все мыслимые границы, – фыркнул эрн Рэймси. – Чем ты должен сейчас заниматься, а?
– Встретить экипаж леди Рэймси и сопроводить ее на квартиру, а также всячески заботиться о ее благополучии, – отчеканил юноша. – Ну, так я уже и встретил, и сопроводил, и уверяю, в отличие от вас, эрна Мирэйр вполне благополучно устроена. Равно как и обе ее девушки. А вот вы, похоже, надумали вздремнуть прямо здесь, на бережку. То-то зрелище будет для идберранцев! Вон, глядите-ка, на той стороне!
– О, разъезд! – эрн Рэймси с трудом, но все-таки оторвал ноющий зад от бревна, на котором сидел, и поприветствовал выехавших на идберранский берег Ирати драгун вежливым полупоклоном и взмахом руки с фуражкой. Драгуны несколько минут созерцали ролфийского генерала, недвижимые и мрачные, будто статуи, символизирующие Угрозу и Подозрительность, затем развернули коней и ускакали.
– Вашу вежливость, милорд, похоже, неверно оценили, – заметил Кэйбри.
– Отнюдь нет, мой юный друг, – ухмыльнулся генерал. – Наши будущие противники весьма проницательны и все поняли верно. Так. Хватит приплясывать вокруг меня, будто я помирать собрался! Отправляйся к леди Мирэйр и не вздумай отлучаться от нее дольше, чем на четверть часа! Бедняжка, верно, за всю свою жизнь не выезжала из Эскова Гнезда так далеко и, разумеется, растеряна и напугана. Хотя диллайн никогда не покажут врагу свою слабость. Поэтому…
– Врагу, милорд? – искренне изумился адъютант. – Но разве мы теперь не союзники?
– Я скажу так, Кэйбри, – серьезно и с некоторой грустью ответил Рэймси. – До тех пор, пока это нужно Ролэнси, я с уважением и радостью буду беречь и сохранять союз с князем Эском. Но Священный Князь повелел нам возлюбить только шуриа, о диллайн речи не шло. Некоторых из них я уважаю, одну из них я… на одной я женился, но, когти Локки! – это вовсе не означает, что я забыл все, что было между диллайн и нами. Я слишком долго с ними воевал, чтобы теперь начать вдруг доверять им всем и любить все желтоглазое племя! И когда… хм… если Вилдайр Эмрис прикажет мне повернуть оружие против Эска, я не
