- Когда-нибудь вы вернетесь туда.
- Да, наверное, когда Шарло станет постарше.
- Вы скучаете по замку? Жизнь в вашем домике вместе с Жозе, должно быть, сильно отличалась от жизни там.
Иветта помолчала, глаза ее затуманились.
- Да, - сказала она, - я скучаю по замку. В моей жизни была одна большая дружба. Но не думаю, что мне хочется вернуться в замок.
Мне очень захотелось узнать об этой большой дружбе, но я почувствовала, что расспросы неуместны. Я подождала, и Иветта сама продолжила рассказ.
- Я знаю, это покажется странным, но наша дружба зарождалась постепенно. У нее было доброе сердце, но она была слегка эгоистичной. Это результат ее воспитания.
- Вы имеете в виду Урсулу?
- Да. Я что-то сделала… забыла, что именно, но это обидело ее. Последовало обычное восклицание: «Я пожалуюсь Ну-Ну!» Должно быть, у меня было отвратительное настроение, так как я сказала: «Отлично, маленькая ябеда, жалуйтесь». Урсула уставилась на меня. Я помню, как ее личико побагровело от ярости. Ей, наверное, было восемь лет… да, именно столько. Я точно помню. Она побежала к Ну-Ну, которая, разумеется, словно ангел с огненным мечом, поспешила на защиту своей маленькой крошки. Я сказала: «Я устала от того, что вы постоянно потворствуете этому испорченному ребенку». - «В таком случае, - сказала Ну-Ну, - тебе следует собрать свои пожитки и убраться отсюда». - «Хорошо, - воскликнула я, - пусть будет так», хотя мне некуда было идти. Ну-Ну это было хорошо известно. «И куда ты пойдешь?» - спросила она. Я ответила: «Куда угодно, это лучше, чем возиться с испорченным ребенком и его сумасбродной нянькой». «Вон!» - закричала Ну-Ну. В доме Бруссо она была силой. Господин и госпожа Бруссо обожали свою дочь и поощряли Ну-Ну, во всем потакающую ей, поэтому, раз та сказала, что я должна уйти, взывать о снисхождении не имело смысла.
Я начала складывать свои нехитрые пожитки в жестяную коробку, гадая, что же мне делать, и тут, увидев безнадежность своего положения, дала волю отчаянию. Спрятав лицо среди своих скудных сокровищ, я расплакалась от страха и безысходности. Внезапно я почувствовала, что на меня кто-то смотрит. Подняв голову, я увидела стоящую рядом Урсулу. Я до сих пор отчетливо вижу ее такой, какой увидела тогда. Темные локоны, схваченные голубыми лентами, и белое платье с вышивкой. Урсула была очень милой девочкой с большими карими глазами и густыми прямыми волосами, которые Ну-Ну каждый вечер с любовью завивала на бумажки.
Я до сих пор помню, как Урсула сидела у ног Ну-Ну, которая ловко накручивала волосы на бумажки, напевая песни Бретани, откуда была родом, или рассказывая легенды и сказки размеренным монотонным голосом, нагонявшим на нас сонливость. В то мгновение, когда Урсула посмотрела на меня, между нами словно что-то проскочило, какая-то искорка. Я с изумлением поняла, что ребенок чувствует за собой вину за вызванную бурю. Прежде я считала ее испорченной девчонкой, думающей только о себе. Но нет, в ней были какие-то чувства.
Самым странным было то, как позднее призналась Урсула, что в тот момент в ней начало зреть какое-то чувство. Она не понимала, что это. Она только чувствовала, что не хочет, чтобы я ушла. Урсула сказала властно, как всегда: «Прекрати складывать вещи в коробку». А затем с поразительной нежностью достала мои пожитки из коробки и разложила их в шкафу. Пришла Ну-Ну и, увидев меня стоящей на полу на коленях, сказала: «Собирайся, девочка. Тебе здесь больше нечего делать». Тут моя защитница вскидывает голову и говорит: «Она не уходит, Ну-Ну. Я хочу, чтобы она осталась». «Она плохая грубая девочка», - сказал Ну-Ну. «Знаю, - ответила Урсула, - но я хочу, чтобы она осталась». - «Но, милая моя малышка, она назвала вас ябедой». - «Что ж, правильно, Ну-Ну. Я действительно ябедничаю. Но я хочу, чтобы она осталась». Бедная Ну-Ну, она попала в затруднительное положение, разумеется, слово любимой девочки было законом.
- Значит, с того дня она переменилась?
- Это произошло не сразу. Были взлеты и падения. Но я никогда не уступала ей, как это делала Ну-Ну, и, по-моему, ей это нравилось. Я была значительно моложе Ну-Ну. Когда Урсуле было восемь лет, мне было пятнадцать. Тогда это казалось большой разницей. Со временем она становилась не такой заметной. После того случая Урсула стала уделять мне больше внимания. В некотором смысле я - творение ее рук, так как, если бы не она, меня обязательно прогнали бы. Хотя Урсула продолжала оставаться любимицей Ну-Ну и проводила много времени в ее обществе, иногда она убегала ко мне. Со временем она стала делиться со мной самым сокровенным. Сначала Ну-Ну ревновала Урсулу ко мне, но затем поняла, что наши отношения отличаются от тех, в которых она была с девочкой, и настолько она ее любила, что была готова принять все, что доставляло Урсуле удовольствие.
Я любила возиться с платьями - не шить… у нас была портниха… но добавлять в них небольшие мелочи, которые сразу же выделяли платье из общей массы. Урсула брала меня с собой на примерки. Мы вместе ходили в город за покупками - она настаивала, чтобы я сопровождала ее.
Это не все. Она часто спрашивала у меня совета - хотя и редко пользовалась им. Мы стали близкими подругами - отношения такого рода редко возникают между служанкой и дочерью хозяев. Родители Бруссо проявляли терпимость. Иветта хорошая девочка, говорили они. Она ухаживает за Урсулой так, как это не может делать Ну-Ну. И мы росли как сестры.
- И это была самая большая дружба в вашей жизни. Что заставило вас уйти?
- Я обидела графа. Я говорила Урсуле, что она должна оказывать ему сопротивление, говорить ему все в лицо. Граф заявил, что Маргарите больше не нужна нянька - ибо я в то время смотрела за ней. И он отослал меня.
- Интересно, как Урсула допустила это. У Иветты скривились губы.
- К тому времени все изменилось. Это случилось после ее замужества. Граф запугал Урсулу с первой же встречи.
- Значит, несмотря на то, что граф подарил вам дом и обеспечил безбедную старость, он вам не нравится.
- Нравится! - она рассмеялась. - По отношению к графу это странно звучит. Я не думаю, что он хоть кому-то нравится. Его боятся. Это несомненно. Многие уважают его за богатство и положение. Очень многие ненавидят его. Думаю, женщины, с которыми он завязывал мимолетные романы, возможно, говорили, что любят его. Но чтобы он нравился!
- Вы относитесь к тем, кто его ненавидит?
- Я возненавидела бы любого, сделавшего с Урсулой то, что сделал он.
- Он жестоко с ней обращался?
- Если бы она не вышла замуж, она и сейчас была бы жива.
- Не хотите ли вы сказать, что граф… убил ее?
- Дорогая мадемуазель, именно это я и хочу сказать.
Я покачала головой, а Иветта накрыла мою руку своей. Больше она ничего не сказала, и в этот день наш доверительный разговор закончился.
Я много размышляла о том, что сказала Иветта. Казалось, ей известны какие-то тайные сведения. Если это так, я должна выведать их. Из слов Иветты следовало, что для графа эти сведения являются гибельными. Я вздрагивала, вспоминая выражение ее лица, когда она говорила о том, что он убил свою жену.
Если бы граф находился рядом со мной, я с готовностью поверила бы в то, что это не может быть правдой; когда же его не было, я могла воспринимать факты с большим спокойствием. Я должна поговорить с Иветтой. Если я узнаю характер Урсулы лучше, возможно, это прольет свет на запутанное дело.
Марго попросила меня сходить в город и купить ленты для распашонок, которые шились для Шарло.
- Должна сходить ты, Минель, - сказала она. - Ты выберешь самый подходящий цвет.
В город я отправилась одна. В Грассвиле даже не возникало вопросов, что нас надо сопровождать днем, и не в первый раз я шла в город одна.
Замок Грассвиль, далеко не столь величественный, как замок Сильвэн, скорее походил на роскошный загородный дворец, едва ли достойный называться замком. Семейству принадлежал еще один замок в
