Она не имела решительно ничего против того, чтобы обе державы истощали друг друга; в частности, английское правительство медлило, к большому огорчению царя, гарантировать заем в 6 000 000 фунтов стерлингов, который он хотел произвести на английском денежном рынке.
Еще более тягостную заботу доставляло ему все возрастающее нерасположение русского войска к войне. После битвы под Эйлау военные операции приостановились совершенно: один Данциг был осажден французами, причем Бенигсен не делал никаких попыток освободить крепость. Она капитулировала 23 мая. Калькрейт защищал ее довольно скверно, но так как он продержался все же около нескольких месяцев, то в это время библейских чудес, когда стены прусских крепостей падали от одних трубных звуков врага, он приобрел нечто вроде авторитета, который он смог тотчас же употребить и употребил к величайшему злу для прусского государства.
Падение Данцига побудило Бенигсена предпринять нелепейшее движение против врага, увеличившего за это время свои силы до 200 000 человек, в то время как русско-прусские войска со всеми своими подкреплениями едва достигали 120 000 человек. Наполеон быстро сориентировался, и теперь ему удалось то, чего он не мог достигнуть в феврале; 14 июня в битве под Фридландом он разбил неприятельскую армию, которая в паническом бегстве отступила к Тильзиту, на самой русской границе.
Бенигсен сам выразил настроение войска, которое настойчиво требовало мира, и уже через 3 дня после битвы под Фридландом царь послал своих уполномоченных к Наполеону, не спросив даже своего прусского союзника.
Австрийские кавалеристы
1807–1812. От Тильзита до Таурогена
Союз, заключенный императорами Александром I, Наполеоном I и королем Фридрихом-Вильгельмом III, в Тильзите, в павильоне на Немане, 26 июня 1807 г.
1. Введение
Великая французская революция 1789 г. положила начало эпохе войн, которые почти четверть столетия потрясали и сокрушали европейские, и не только одни европейские, государства в самых их основах.
В начале этой эпохи в первых рядах зачинщиков войны стояло старое прусское государство. Прусская армия начала наступление на Францию тем бесславным манифестом, который обещал сравнять с землей французскую столицу. Однако прогнившее изнутри старое прусское государство — в то время оно уже было таким — только в течение немногих лет выдержало этот железный танец с революцией.
В апреле 1795 г. Пруссия заключила с Французской республикой Базельский мир, которым она предала своих союзников и уступила французским завоевателям левый берег Рейна.
За это время французы согласились отказаться от всякого активного участия в большой международной политике. В Базеле была установлена демаркационная линия, которая начиналась на восточно-фрисляндском побережье, тянулась к югу до Майна и оттуда на восток до Силезии, т. е. охватывала всю Северную и Среднюю Германию. Французы обещали признавать незыблемость этой линии при условии, что все отграниченные ею государственные образования будут соблюдать строгий нейтралитет.
Этим бесславным миром старое прусское государство купило отсрочку своей гибели, себе же на несчастье. Пруссия утешала себя мнимой безопасностью, в то время как гниение внутри государства распространялось все шире и европейский авторитет Пруссии был окончательно подорван. Рано или поздно должен был настать день, когда Пруссия с совершенно ослабленными силами окажется втянутой в водоворот европейской войны. И этот день наступил на рубеже двух столетий, относительно которого Шиллер, с его прозорливостью поэта, предвещал, что две могучие нации столкнутся в борьбе за безраздельное мировое господство.
Эта борьба поглотила первые пятнадцать лет нового столетия. Военной диктатурой Наполеона Французская революция защитила себя от всех континентальных держав. Легенда, будто с этого момента Наполеон, охваченный ненасытной страстью к завоеваниям, вновь и вновь нападал на эти державы, принадлежит к политическим сказкам для детей. Постоянно повторявшееся им заверение, что он никогда не являлся нападающей стороной, а всегда только отражал угрозы нападения, — заверение, которое в течение многих десятилетий высмеивалось как самое невероятное измышление бонапартистской легенды, — завоевывает себе все более широкое признание со стороны историков, в известной степени беспристрастных. По меньшей мере с момента своего коронования в 1804 г. Наполеон оставил бы в покое державы на континенте, если бы они не шли на него войной. Подлинно возмутительной сказкой является, наоборот, слащавая легенда, будто европейская свобода была спасена от наследника Французской революции хищным царизмом.
Правильное понимание эпохи наполеоновских войн достигается в том случае, если рассматривать ее как борьбу между Англией и Францией за господство на мировом рынке.
При данных обстоятельствах эта борьба была исторической необходимостью; даже если рассматривать ее с моральной точки зрения, то и в этом смысле Наполеон не был повинен больше, чем английская олигархия. Однако дело не в том, чтобы радоваться по поводу событий или оплакивать их, а в том, чтобы понимать их. Для того же чтобы понимать историческое развитие в начале XIX столетия, надо все время иметь в виду, что его движущие силы коренятся в противоречии экономических интересов Англии и Франции.
Об это противоречие интересов разбился также и нейтралитет, при помощи которого старое прусское государство надеялось укрыться от бурь своего времени. Чтобы сделать невозможным проникновение английских товаров через ворота, которыми являлось княжество Ганновер, связанное с Англией личной унией, Наполеон в 1803 г. нарушил знаменитую демаркационную линию, установленную Базельским мирным договором. Он приказал французским войскам занять Ганновер и подошел на расстояние двух переходов к валам Магдебурга, главной прусской крепости. Однако это было сделано не из враждебных намерений против прусского государства. Как и многие французы и именно — многие французские революционеры — Наполеон видел в лице Пруссии старого союзника Франции, современное государство среди феодальных государств. Сколько французского золота утекло со времен реформации в карманы Гогенцоллернов, чтобы вознаградить их предательство в отношении императора и империи; как охотно терпел король Фридрих феодальную зависимость от французов, обеспечивающую ему Силезию; как оживленны были его отношения с французскими просветителями, которые, со своей стороны, не уставали прославлять северного Соломона!
Наполеон в своей борьбе против Англии ни с кем не заключил бы союза охотнее, чем с Пруссией, военную силу которой он к тому же значительно переоценивал. Больше всего ему улыбалось бы, по выражению одного французского историка, сделать из Пруссии шлагбаум, который должен был вообще преградить английским товарам доступ на континент. Но жалкие простофили в Берлине не нашли в себе мужества ни пойти на союз с Наполеоном, ни оказать ему противодействие. При полной их неспособности мыслить и действовать они колебались то в ту, то в другую сторону между воюющими державами. Когда английский министр Питт весной 1805 г. подготовил новую коалицию против Наполеона с включением в нее Австрии и России, пруссаки отказались войти в коалицию и даже мобилизовали армию, чтобы противодействовать проходу русских войск через Пруссию. Но тем временем Наполеон уже двинул французские войска через прусскую территорию, и тогда прусский король присоединился к англо-австро-
