Предприниматель остановился перед хаосом гор, перед простором пустынь, — вместе с ним приходилось останавливаться также и географу. В старой школе преподавали не «экономическую», а «коммерческую» географию.
Углы далекого Севера, глубины северо-восточной Сибири, Кара-Кумов, Тянь-Шаня, Памира были мало исследованы — они лежали в стороне от проторенных дорог, вдалеке от обжитых мест. В ста километрах от Тобольска, от Ташкента уже начинались «белые пятна».
Лишь при советской власти наш народ довел до конца дело открытия страны. Эпоха великого хозяйственного и культурного подъема стала вместе с тем эпохой завершающих географических открытий.
Страна быстро познавала самое себя, изучала площадку социалистической стройки. Из года в год с весны и до осени в далеких краях белели палатки, горели костры экспедиций. Географическая наука помогала распространению новых общественных отношений, новой культуры по всей стране.
Академия наук и другие научные учреждения провели множество экспедиций. Географ проник всюду.
Прежние экспедиции часто были делом решительных одиночек, счастливо отыскавших благотворителя, уважающего науку. Советские экспедиции — это сложные организации, создаваемые государством и изучающие страну шаг за шагом по единому плану.
А помимо экспедиции, в жизнь вошел и новый способ изучения страны — постоянные географические станции, «лаборатории природы».
Экспедиция не все может увидеть, изучить и объяснить. Не только потому, что во многих краях трудно путешествовать зимой и половину года природа остается скрытой, но и потому, что при маршрутном исследовании наблюдатель находится в одном месте сравнительно недолго. А многие процессы в жизни земли текут медленно. Долгое время, скажем, нужно следить за рекой, чтобы уловить изменение русла. Не сдвигаясь с места, легче вести подсчеты, чтобы явление природы выразить цифрой. К тому же для современных исследований нужны сложные, иногда громоздкие или очень хрупкие приборы, нелегко их возить с места на место.
Поэтому в помощь экспедиционному способу изучения природы у нас теперь введен еще стационарный.
Круглый год живут научные работники на таких географических станциях. Они следят за жизнью природы весной и осенью, летом и зимой. Ничто не ускользает от их взгляда: ни ход погоды, ни смена растительности, ни работа рек.
Эти станции — комплексные. Обычно они имеют дело не с каким-нибудь одним явлением, а с ландшафтом в целом, где все друг с другом связано и взаимно обусловлено.
До сих пор наиболее известны были полярные научные станции. Их у нас создано много. Но теперь появились научные станции и в других местах страны. Они уже есть под Москвой и в Хибинах, на берегу Черного моря и в горах Тянь-Шаня.
На Тянь-Шане, в 35 километрах к югу от озера Иссык-Куль, Институтом географии Академии наук основана высокогорная физико-географическая станция. Она заброшена на высоту трех тысяч метров над уровнем океана, в леса тянь-шаньской ели, туда, где из слияния ледниковых потоков рождается речка, текущая к озеру. Здесь построен дом в двенадцать комнат. В нем большие окна, обширные застекленные террасы. Чтобы соорудить это здание в необитаемой долине, бревна спускали с гор волоком на быках по крутым склонам, заваленным буреломом и камнями, кирпичи поднимали вьюком на лошадях по головоломным тропам.
Люди двенадцать месяцев в году изучают жизнь гор, следят, как движутся и тают ледники, как выветриваются горы, как сползают осыпи, как реки прокладывают себе путь по долинам.
Советское государство не жалеет средств на изучение страны. Одну за другой устраивает оно научные станции и экспедиции, богато оснащенные инструментами, приборами, всем необходимым.
В экспедиционный отряд теперь обычно входят не только топографы или геологи. В нем работают также почвоведы, гидрологи, биологи, экономисты, этнографы. Край познается всесторонне. Топографическая съемка — лишь основа для более подробных разносторонних исследований.
Географам дана новая техника. Песчаные Кара-Кумы они пересекают на автомобилях, карту бездорожной Чукотки снимают с самолета, по ледникам Новой Земли движутся на вездеходах. Это облегчило решение трудной задачи: дооткрывать пришлось самые отдаленные, едва проходимые места.
НА ЮГЕ
Далеко в глубине Азии, где окруженные просторами пустынь завязываются в могучий горный узел хребты Гиндукуша, Куэнь-Луня и Тянь-Шаня, громоздится Памир. Скалистые гребни уходят все выше и выше, за границу деревьев, за линию вечного снега. Между ними прогнулись безжизненные долины со слабым запахом высохшей, пыльной травы. Камни покрыты бурой коркой «пустынного загара». Снежные пики высятся в лучах ослепительного, обжигающего солнца.
Памир был краем света. Безлюдье. Полуразрушенный рабат на караванной тропе — каменная хижина с грудой сухого ячьего помета для костра. Редкая кочевая юрта. Жертвенные лоскутки от одежды суеверных путников — на ветру, у высшей точки перевала.
В середине Памира, за обрывистыми стенами поднебесных хребтов, за ледяными барьерами глетчеров таилась неисследованная область. Через заоблачный рубеж, разделяющий Восточный и Западный Памир, через центр величайшего оледенения вели легендарные перевалы. Ходила молва о диком племени, убивавшем всякого, кто попадал туда из внешнего, уже «открытого» мира.
Так и лежало бы на карте, как бельмо, еще многие годы это «белое пятно», если б Средняя Азия не стала советской.
В первой пятилетке начался штурм неисследованного Памира. Этого требовала советская наука. К этому вел и расцвет хозяйства среднеазиатских республик.
В горах Средней Азии скапливается влага, приносимая западными ветрами. Там тают снежники и ледники, вода несется вниз, в оазисы, и поит поля хлопка. Чтобы двигать хлопковое хозяйство вперед, нужно знать законы таяния снега и льда, законы перемены погоды в горах.
Штурм длился год за годом. В Оше снаряжались караваны лошадей и верблюдов. С тюками экспедиционного груза они переваливали сначала Алайский, потом Заалайский хребты. Научные базы продвигались в долину реки Кызыл-Су, на берег озера Кара-Куль, к снежным полям хребта Академии. На возвышениях ставились триангуляционные знаки. Чертились карты, новые вершины и новые ледники получали имена.
Загорала и лупилась кожа, мерзли ноги на льду, тяжелый теодолит давил плечо.
Пересекли «белое пятно» во всех направлениях. Измерили величайший ледник Федченко — медленно ползущую широкую белую ленту с узкими черными кантами морен. Нашли таинственные перевалы Кашал- Аяк и Таыымас. Определили самую высокую вершину Советской страны — пик Сталина. И взошли на нее. Первым поднялся Евгений Аба-лаков.
Научное завоевание Памира было закреплено постройкой ледниковой обсерватории. Она сооружена у ледника Федченко на высоте 4 160 метров.
Эта обсерватория — как палец, уловивший биение пульса. Она следит за льдом и снегом, прислушивается к наполнению потоков, слагающих Аму-Дарью, самую многоводную реку Средней Азии.
Приземистый, обтекаемый, хорошо укрепленный дом не боится ветров, а ветры здесь, пожалуй, могут сбросить в пропасть человека. Дом построен в Ташкенте и сюда доставлен по частям через перевалы, броды и ледниковые трещины. Оборка шла при морозе в минус тридцать. В обсерватории — отдельные комнаты для каждого наблюдателя, общий зал, радиолаборатория, метеорологический и фотографический кабинеты, электрическая станция.
В одну из новогодних ночей Москва услышала по радио рассказ зимовщиков: «Нас пятеро. На леднике
