Новая техника должна привести и к новой производительности. Представьте себе лесорубов, которые валят деревья в тайге с помощью простой двуручной пилы: сколько нужно времени и труда, чтобы срезать одну вековую сосну? И сравните эту работу с другой: молодой сибирский моторист Носков свалил в тайге электрической пилой 750 деревьев за восемь часов. Целый бор! Чтобы вывезти эту древесину, нужно 50 железнодорожных платформ. Целый поезд!
Еще недавно была слабо механизирована трелевка — самая трудоемкая работа в лесу. Трелевка — это подвоз срубленной древесины с лесосек к лесовозным путям. Тяжелые стволы надо подтащить к ледяной дороге или к узкоколейке по местности, которая утыкана пнями и, может быть, завалена глубоким снегом. На эту работу ставили возчиков с лошадьми, и те затрачивали на нее уйму сил и времени. Но вот теперь на советских заводах сконструированы и изготовляются в массовом масштабе особые трелевочные тракторы. Один такой трактор заменяет 10–15 лошадей. У трактора большая проходимость: он тащит лесины в полуподвешенном состоянии — они касаются земли лишь своими концами. Да и пней в лесу теперь стараются не оставлять, спиливают деревья «заподлицо» с землей. Подтаскивают лес к дороге и сильные электролебедки с помощью тросов. Уже производятся машины, совмещающие сразу подвозку и погрузку древесины.
В лесной промышленности, как и везде у нас, постепенно вводится комплексная механизация. Поток деревьев должен итти без задержки «от пня до склада». Но не все еще звенья работы в лесу механизированы как следует. Много труда отнимает обрубка топором сучьев на сваленном дереве; впрочем, теперь стали производиться электросучкорезки — с ними работа идет втрое быстрей, чем с топором.
Отрубленные ветки, содранная кора обычно так и пропадают в лесу, да и лес засоряют. Нужно не только вывезти ствол, но с помощью лесохимии обратить на пользу все, что от него осталось. Эта задача пока не решена.
Производительность труда в лесу, несмотря на все успехи, еще сравнительно низка, — прежде всего потому, что лесозаготовители берут от богатой техники меньше, чем могли бы.
Заготовленный лес идет на заводы. На заводах его не только пилят. Древесина дает до пяти тысяч видов продукции — от фанеры и спичек до искусственного шелка и этилового спирта, который годен для производства каучука: литр спирта — это пара калош, пятьдесят литров — автомобильная шина.
Почти десятая часть древесины превращается в бумагу. Чем сильнее в России развивался капитализм, тем больше, как это ни нелепо, бумажная промышленность сдвигалась к западным границам — в сторону от леса. Она работала на иностранные деньги и частью на иностранной целлюлозе. Теперь среди еловых лесов в Карелии, на Севере и Урале созданы крупнейшие целлюлозно-бумажные комбинаты. В местах, где чуть ли не единственным орудием производства был топор, появились заводские машины длиною до ста метров и весом до двух тысяч тонн.
Мебельные фабрики тоже были скучены в центральных и западных районах — на потребу буржуазному спросу. Сейчас они, быстро умножаясь, расселяются по всей нашей стране — всюду нужна хорошая фабричная мебель. Вагон удобнее загрузить деревянными деталями, чем пустыми шкафами и громоздкими стульями, поэтому сборка и склейка мебели ведется там, где живет потребитель.
В лесных областях созданы заводы сборных домов. Один из крупнейших вырос в Петрозаводске, на берегу Онежского озера; он выпускает несколько тысяч домов за один год. Эта новая отрасль промышленности производит и небольшие коттеджи и двухэтажные восьмиквартирные здания.
Лес нам служит по-новому. И быт в советском лесу стал иным. Возле лесокомбинатов выросли благоустроенные рабочие поселки и даже города. Для лесорубов строятся удобные жилища. В глубине леса возле лесосек появились столовые, клубы, магазины.
Легче всего такие поселки создавать при механизированных лесопунктах. Механизация не только повышает производительность труда, она создает в лесу оседлость, делает жизнь более культурной, помогает обзаводиться постоянными кадрами лесорубов и вести заготовки круглый год. На карте Карело- Финской республики значатся Падозеро, Пай, Пяжиева Сельга, Новый поселок. Их не было раньше. Это названия селений, выросших в лесу за годы пятилеток.
Культура всего лесного дела повышается. Раньше существовала варварская «выборочная рубка»: в лесу отыскивались и вырубались деревья лучших пород, и лес портился, зарастал худшими породами. Теперь «выборочную рубку» вытеснила «сплошная», ведущая к правильному восстановлению леса: по очереди вырубаются отдельные участки, а весь остальной лес до времени спокойно подрастает.
В советских лесах, кроме «рубок главного пользования», применяются «рубки ухода»: отыскивают и вырубают не лучшие, а худшие деревья — и лес улучшается. В лесах Тульской области, например, «рубками ухода» закрепили преобладание дуба.
Так лес «воспитывают», управляют процессом, происходящим в природе. У нас заботятся не только о том, как лучше лес срубить, но и о том, как лучше его вырастить.
На больших пространствах идут массовые посадки нового леса. В лесах подмосковной зоны почти все пустые места засажены и засеяны деревцами. На западе восстанавливают леса, вырубленные гитлеровцами. В Средней Азии покрывают лесом склоны гор и пески. Разводят новый лес и в таежных местах.
В странах капитализма нелегко заботиться о сохранности лесов. Там это стремление остается добрым пожеланием отдельных ученых и любителей природы. Выступит на сцену частный капиталистический интерес — и все благие намерения исчезают как дым.
Во время войны усилилась выплавка меди на западе США. Заводчикам, получавшим огромные прибыли, оказалось невыгодным при переработке руды улавливать побочный продукт — серу. И ее выпускали прямо в воздух. Не только терялся ценный продукт — на корню гибли окрестные леса.
И в капиталистических странах ведут иной раз лесопосадки, но там этим делом движет прежде всего жажда прибыли. Вот на широком поле предприниматель выращивает ели. А через несколько лет рубит их все сплошь под корень и на рождество вывозит в крупный город продавать.
Случаются там и совсем, с нашей точки зрения, невероятные вещи: ловкий делец сажает лес где- нибудь на бросовой земле у самой железной дороги и ждет, когда в его лесу вспыхнет пожар от паровозной искры. Тогда предъявляется иск к железнодорожной компании — денежки кладутся в карман. И делец этот вовсе не вызывает осуждения, напротив, он — герой в капиталистическом мире.
Но при всех своих успехах наша лесная промышленность не поспевает за ростом строительства. Она была среди немногих отраслей, не полностью выполнивших план четвертой пятилетки.
XIX съезд партии принял решение покончить с отставанием лесопромышленности. Он дал директиву увеличить вывозку деловой древесины за пятую пятилетку на 56 процентов.
Чтобы это задание выполнить, надо лучше работать с машинами и механизмами, которыми наш лес сейчас оснащен. Да и сами машины должны непрерывно совершенствоваться.
ДЛЯ НАРОДА
Народное потребление в дореволюционной России стояло на нищенском уровне.
Основным населением России были крестьяне, основным ее продуктом был хлеб, а своего хлеба не хватало и половине крестьян. Сахар простому народу был слишком дорог, хотя в погоне за золотом сахарозаводчики гнали песок по бросовым ценам в Западную Европу для откорма свиней. Крестьяне ходили в сермяге и лаптях.
И ко всему этому — бесправие и унижение. Нерусской половине населения было особенно тяжко: киргизов, якутов, туркмен и других царские чиновники почти не считали за людей. Нечего говорить и о женской половине общества: в буржуазном обиходе при внешней благопристойности господствовал принцип: «курица — не птица, женщина — не человек».
На заводе владычествовал высокомерный капиталист, лицо из какого-то далекого, сытого мира; в деревне нужно было кланяться помещику, выпрашивать клочок земли в аренду под часть завтрашнего
