Он усердно гребет.
Они идут вдоль побережья на север, хоронясь между островками. Тучка-другая, проползая над морем, поливает их дождиком. Кроме них, никого в море не видно. По словам командора, до Дюнекилена еще не меньше часа работать веслами.
Фабель с прискорбием думает о том, что водки сегодня не перепадет. Ему хочется пить, и он освежает лицо пригоршней морской воды.
Время от времени командор помогает ему грести.
Они плывут по большей части молча.
Командор сидит на корме и думает об атласных туфлях, которые купил для своей матери в Тронхейме. Пожалуй, маловаты будут для ее не слишком изящной ноги. Он вспоминает, как она вечером сбрасывала чулки, обнажая кривые пальцы и плоскую стопу, от которой пахло потом. Ему нравился этот запах. В студеную погоду, когда у матери мерзли ноги, она позволяла ему согревать их своим дыханием. Иногда он тихонько покусывал ее пальцы, а то сжимал зубы так, что она вскрикивала и давала ему шлепка. Он много лет собирался купить ей туфли. Непременно из самого лучшего атласа. Несколько раз пробовал выяснить у благородных дам, что такое атлас. Они лишь испуганно пятились, потрясенные глубиной его невежества. После чего он, лихо сплюнув, объяснял, что видел атлас раз в жизни, когда добыл несколько рулонов на шведском корабле, но и то края рулона были опалены огнем из его пушек. Тут уже знатные дамы смущенно краснели под его властным взглядом. Все же он постоянно помнил, что надо купить атласные туфли и послать матери в Тронхейм.
Теперь они куплены.
Так что после баталии…
Выделить какое-нибудь судно из отряда, найти предлог вроде необходимости набрать матросов там, на севере, — флот всегда нуждается в людях. Адмирал Габель не станет возражать против того, чтобы он направил команду в рыбацкие поселки и доставил оттуда молодых парней, которых и в шторм не укачивает. По пути судно зайдет в Тронхейм. Гонец постучится в дом его матери.
Атласные туфли в шелковой упаковке, почтительные поклоны на прощание, и быстро под парусами обратно в Копенгаген.
Но это только после баталии?..
Он зябко ежится, хотя солнце уже поднялось довольно высоко. Вспоминает, что у него нет приказа атаковать.
Нашаривает в одном из карманов щепку и задумчиво ковыряет в зубах. Фабель усердно гребет.
Вражеский стан приближается.
Они высаживают Каспара Брюна на берег безлюдной бухты. И продолжают плыть дальше на север.
Фабель шагает впереди, неся бочонок с водкой. Хотя бы один глоток! За ним идет Турденшолд — под мышкой зажата кремнёвка, на плечах висит сеть. Вполне сойдут за рыбаков, если им встретятся шведские солдаты. На голой скале они на виду, надо быть особенно осторожными. Узкий фьорд, получивший название Дюнекилен, вклинивается в сушу справа от них. Солнце стоит высоко в небе. Они спешат, им недосуг устроить передышку, полежать в расселине после долгого перехода на веслах. Кругом ни души. Грозу Каттегата это не радует. В безлюдье есть что-то зловещее. Он неуклюже ступает в деревянных башмаках. Насколько твердо он стоит на палубе корабля, настолько неуверенно чувствует себя на суше. Они придерживаются расщелин, жмутся к выступам, не отваживаясь подняться на макушки скал, где открывается вид на все стороны. Но время от времени Турденшолд выбирается на самый берег и просматривает фарватер. Узковато… Вообще-то ничего, нет ни подводных, ни надводных рифов. Но пройти здесь с целым отрядом — нешуточное дело даже для Грозы Каттегата.
Они садятся передохнуть за кустами шиповника, Фабель смачивает губы в лужице с пресной водой. Его лицо распухло от пота и солнца. Но что это… — он не верит своим глазам, негромко произносит: «Это же…» — и осекается, потому что Турденшолд шикает на него. Командор тоже заметил: в маленькой бухте, примыкающей к Дюнекилену, — дым. А где дым, там почти всегда люди.
Они продираются сквозь колючие заросли, лежат на животе на жиденьком слое исхлестанного ветром мха, заползают под можжевеловый куст. Для божьего ока с небес они как на ладони, но с земли даже самому зоркому глазу непросто их рассмотреть. Наконец они видят дом. Не дом, а хижина, с маленьким чистым двором и кукольным хлевом, где хозяева держат одну-две овцы да еще, быть может, коровенку, чтобы детям было молоко.
Гроза Каттегата лежит, не двигаясь, и слышит за своей спиной дыхание Фабеля. Ловит себя на том, что на земле соображает не так быстро, как на палубе. Будь он сейчас на борту корабля, сразу знал бы, как действовать. Людей не видно, и он принимает решение: спуститься к дому. Изображать подвыпивших кустерских рыбаков. Дескать, отнесло течением на север. Теперь бы нам перекусить, перед тем как пойдем на юг, к Стрёмстаду А что это за корабли стоят в заливе?..
Затея небезопасная. Все же надо идти. Фабель следует за ним, теперь оба ступают нетвердо — Фабель от страха; возможно, по той же причине и Гроза Каттегата спотыкается, когда они входят на двор.
Ни звука.
Ни людского говора, ни кошачьего мява, ни коровьего мыка.
Может, корова на выгоне?..
Может быть, дома никого нет, все отправились посмотреть на суда гордого короля Карла? Командор негромко кашляет. В маленьких окошках не видно лиц. Двор в образцовом порядке, чисто подметен, трава примята — стало быть, по ней недавно ступали босые ноги.
Командор берется за дверь. Отворяет.
Снова кашляет, держа кремнёвку дулом вверх, а не вниз, как предписано воинским уставом. Он ведь рыбак, а не офицер. Входит в дом.
На кровати под окном лежит спящая старуха. Укрылась одеялом, белое лицо недвижимо.
Он понимает, что она мертва.
Испуганно пятится. Он повидал мертвецов, но то все были павшие в бою. Толкает Фабеля перед собой. Выйдя снова на двор, спрашивает шепотом:
— Видел, Фабель?
— Видел, — отвечает матрос.
На мгновение Гроза Каттегата прячет лицо в ладонях и стоит так, совсем безоружный. Внезапно у него вырываются слова, в которых Фабель не угадывает смысла:
— Атласных туфель у ней не было.
Немного погодя они идут дальше. Фабель примечает, что в действиях Грозы Каттегата уже нет прежней осторожности. Даже не пригибаясь, командор взбирается на холм, чтобы осмотреться. Перед ними открывается весь залив Дюнекилен с его узким входом и крутыми берегами. Над каменными взгорками в глубине торчат высокие мачты.
Спускаясь с холма, они встречают мужчину, который несет на плече доски.
Тропа, сбегая к самой воде, круто огибает березовую поросль, и он возникает перед ними неожиданно. Чайки кружат над ними с резкими криками. Ноги мужчины привычно и мягко ступали по тропе, несмотря на тяжелую ношу. Столкнувшись с ним лицом к лицу и прочитав в его глазах удивление, недовольство, подозрительность с явным оттенком чувства, которое Турденшолд назовет ненавистью, рассказывая потом этот случай Тёндеру, командор выхватывает нож и вонзает ему в горло.
Удар верный. Мужчина валится навзничь, роняя доски на камни. Смотрит на них напоследок, и взгляд его выражает обиду и гнев — вполне оправданный, можно сказать. Истекая кровью, он умирает у них на глазах.
— Я был вынужден, — тихо произносит Турденшолд.
Фабель отзывается кивком.
Они оттаскивают труп в сторону, пытаются спрятать в шиповнике, но и он, и они здесь слишком выделяются. Доски и вовсе некуда деть. Бросив все, они поспешно уходят. Перевалив на другую сторону
