— Я видел короля в бою, — говорит барон. — Он скачет вперед очертя голову. Ангелы господни охраняют его. В армии мы говорили про него: он бессмертен, лишь сам всевышний может мановением руки вывести его из штурмовых порядков. Взгляд короля пронизывает человека насквозь. Худой, а пожует хлебную корку — и откуда только силы взялись. В седле никто не сравнится с ним. Прямой, как свеча, лишнего слова не скажет, приказы чеканит. К измене беспощаден. Я видел, как он отправлял на виселицу собственных друзей, когда замечал, что они на миг усомнились в праве короля распоряжаться жизнью и смертью.
— А моря-то боится?.. — спрашивает командор.
— Пустое, — отвечает барон. — Исход войны решается в больших сражениях на суше.
Тут же он сожалеет о сказанном. Поддался досаде, потому что командор перебил его. Верно молва говорит: командор невоспитан, он перебивает собеседника. Погодя, барон заговаривает снова, повторяет, что исход войны решается на суше.
— Мы, кавалеристы, знаем, что великие качества короля — и его воинов — проявляются, когда на поле боя сталкиваются два конных войска. К женщинам он не прикасается.
Командор поднимает глаза, перед тем он опустил их, чтобы барон не видел, как его задели пренебрежительные слова о кораблях и море. Теперь ему смешно.
— Не прикасается к женщинам! — восклицает он. — Он что — полоумный? Шведского короля никогда не занимало, что кроется под женской юбкой? Он не лазил туда любопытствующей пятерней?
Командор ударяет кулаком по столу и в крепких словах дает выход своему ликованию. Хватает кружку, чтобы опорожнить ее, но кружка пуста. Берет двумя руками серебряный кувшин и пьет прямо из него, проливая на стол, находит серебряный колокольчик, который присвоил на нидерландском корабле, и нетерпеливо звонит. В каюту пулей влетает камердинер Кольд в белых панталонах.
— Вина! — кричит командор. — Того, что мы забрали у… забыл, черт бы меня подрал, у кого… Того зеленого, от которого в голове хмель без тяжести. Никак не запомню все эти названия.
Он встает, подходит к барону, хлопает его по плечу и смеется.
— Возможно, вам отрубят голову, барон фон Стерсен. Это забота короля, я не вправе вмешиваться во все его делишки. Возможно, король посчитает нужным поступить так в назидание другим, очень уж много дезертиров развелось. Тем не менее я замолвлю за вас словечко, ежели почувствую, что это может послужить моей собственной выгоде. А пока послушайте, что я вам скажу. Я ведь понял, вы хотели напугать меня своим рассказом о шведском короле Карле. Да только запомните, не могу я бояться мужчину, коего не привлекают женщины, а почитать — тем более. Я возьму его на абордаж, пусть поучится!
Входит Кольд с вином. Командор предлагает пленнику выпить первым. Потом пьет сам и подзывает Кольда, тот надевает на ноги барону аккуратные серебряные кандалы и ведет его обратно в арестантскую.
Командор говорит вдогонку камердинеру:
— Поиграй там с ним в домино.
Командор выходит на палубу, и в нем пробуждается моряк. Всякий раз, стоит ему поднять голову и увидеть над собой колеблемый ветром такелаж, грудь наполняется восторгом. Он знает название каждой снасти, сам лазил по вантам и реям. Юнгой висел на обледенелом бушприте, зная: один неверный шаг, и будет рыбам свежий корм. «Белый Орел» стоит на якоре в нескольких кабельтовых от берега. С правого борта — фрегат «Борзый», чуть поодаль галеры «Принц Кристиан», «Луиза Шарлотта» и «Амалия». За кормой у них сквозь мглу можно различить канонерские лихтеры «Помощник» и «Ноев Ковчег».
Это — отряд командора, с этими кораблями ему предписано выйти в море и присоединиться к эскадре адмирала Габеля у Ларколлена в Норвегии. Но командор знает, что на пути туда может представиться возможность атаковать противника, который слаб в прямом бою. Не знает он лишь одного: где и когда это случится. Но что хуже всего — у него нет приказа от адмиралтейства атаковать.
Матросы «Белого Орла» заканчивают погрузку бочек с порохом. Порох подвозят на баржах и поднимают на борт, чтобы затем спустить в крюйт-камеру. Работа для людей опытных и невозмутимых. Командор сидит на бухте каната, раскуривает пенковую трубку и с живым вниманием следит за работой. Боцман руководит погрузкой, подбадривает матросов окриками и бранью, давая выход своей ярости в крепких словах и помогая сам, когда большие бочки проплывают в воздухе над фальшбортом и начинается осторожный спуск. «Белый Орел» слегка кренится на левый борт. Матросы затягивают песню, которую Турденшолд прежде не слышал. Не иначе сочинена в каком-нибудь из копенгагенских кабаков.
Одновременно происходит процедура, обычная для военных судов, когда они стоят в гавани. Шлюпка доставляет тех матросов, у кого было увольнение на берег и кто не успел вернуться в положенный срок. Их подобрали по кабакам и у гулящих женщин и безжалостно заковали в кандалы. В военное время не может быть снисхождения, пусть даже командор ухмыляется тайком, сочувствуя матросам, которые предпочли спать в женских объятиях, а не на куцей подвесной койке на жилой палубе. Сейчас их разденут донага, потом привяжут к мачте, и боцманская рука отмерит положенное число ударов плеткой по спине провинившегося. Боцман сам в молодости подвергался этой каре и знает, что бить надлежит сильно, с равными промежутками. Тогда каждый удар обжигает, словно раскаленные угли, но если человек, исполняющий приговор, действует осмотрительно, кожа не лопнет. Командор слышит, как на средней палубе Расмюс Стува из Трённелага, боцман «Белого Орла», готовится приступить к порке. Появляется лекарь с баночками, чтобы смазать спины, когда плетка сделает свое дело. На то есть строжайший приказ самого командора. А вот и судовой священник — глаза заспанные, из-под сюртука выглядывает ночная рубаха. Он успел заплести косичку только с одной стороны, а потому нахлобучил парик кое-как. Зажав в руке Библию, негодующе сморкается — не дадут даже спокойно подремать с утра! Распоряжается, чтобы провинившиеся сперва помолились богу, как это предписано законом и обычаем.
Баржи продолжают подвозить бочки с порохом.
Трех матросов дожидается плетка, а пропало вчера четверо. Четвертого не нашли. Все — молодые парни, набранные в Норвегии, большинство попало на флот против воли. Пройдет немного времени, и они станут сильными, закаленными, жестокосердными мужчинами, покорными его величеству. Стиснув зубами нож, будут ходить на абордаж вражеских линейных кораблей. А сейчас они падают на колени и молятся.
Командор встает и поднимается на бак. Садится лицом в другую сторону. Экзекуции никогда его не забавляли. Зато ему всегда доставляет радость смотреть на Хольмен, который сейчас смутно проступает сквозь марево нового дня. Порывом ветра доносит запах горящего дегтя. Там строятся и ремонтируются военные корабли его величества. Там трудятся тысячи людей, и там хорошо знают командора Турденшолда. Не зевай, коли хочешь обеспечить свои суда снастями и порохом, забрать со складов нужное оружие, подчас из-под носа у других командоров, которые промешкали минуту, когда надо было немедля садиться в
