так же. Даже зная, что за этим последует. Да… необычный он человек… право, необычный!
«Как бы я хотел, чтобы Ричард был
Заигрывая с Джоном, он уверял себя, что действует исключительно в интересах Франции.
«Ежели Ричард и вправду в руках Генриха Германского (а похоже, это так, поскольку все слухи сводятся к одному и тому же), — написал Филипп Джону, — нам данное обстоятельство на руку. Чем дольше он пробудет в плену у императора, тем для нас лучше».
У Филиппа даже родилась крамольная идея заплатить Генриху, чтобы тот продержал Ричарда в плену до конца 1194 года! Он был готов отсчитать германскому императору пятьдесят тысяч серебром и предлагал Джону раскошелиться на тридцать тысяч.
«Разумеется, — добавлял король Французский, — разумнее было бы платить императору помесячно, ибо ежели мы дадим ему вперед слишком много, а Ричард потом бежит, деньги будут потрачены впустую. Лучше выделять каждый месяц по тысяче фунтов серебром, этого вполне хватило бы».
А в конце письма Филипп призывал Джона предложить императору еще сто пятьдесят марок, ежели тот согласится передать пленника в их руки.
Когда Филипп писал это, у него блестели глаза. Он уже представлял себе Ричарда, окруженного плотным кольцом солдат… Неужели Львиное Сердце снова станет его возлюбленным пленником?
Джон с воодушевлением поддержал эту интригу, надеясь в самом ближайшем будущем захватить английский престол.
Королева Альенор пребывала в страшном унынии. Никогда не отличавшаяся особой набожностью, она часами стояла на коленях и каялась, умоляя Бога не карать Ричарда за ее былые прегрешения.
— Что мне делать? — со слезами на глазах вопрошала она архиепископа Руанского. — Моего сына теснят со всех сторон: и здесь, и в Нормандии. Я готова поехать на его поиски, но что будет с королевством? Боже мой! Боже мой! Ричард тяжело болен, его изнуряет застарелая лихорадка. Я боюсь, он не вынесет заточения.
— Ричард очень вынослив, — утешал королеву архиепископ. — У него хватит здоровья на десятерых.
— Ах, знать хотя бы, где он!
— И что бы мы тогда предприняли?
— Мы бы вернули его! Вернули!
— За короля наверняка потребуют выкуп.
— Мы заплатим!
— Но ведь неизвестно, какие еще условия они выставят…
— Мы должны соглашаться на любые! Все лучше, чем смерть короля.
И Альенор снова принималась рыдать и каяться в грехах, за которые теперь ей приходилось расплачиваться такой страшной ценой.
Архиепископ решил прислать к ней менестреля, чтобы тот отвлек королеву от тяжелых дум своими напевами. Блондель де Нелль бесшумно проскользнул в покои Альенор и, усевшись в углу, начал перебирать струны лютни.
Горько плакавшая Альенор умолкла, очарованная музыкой. Никогда в жизни ей не доводилось слышать такой прекрасной мелодии.
— Какая прелестная музыка, — вздохнула она. — Кто это написал?
— Его величество и ваш покорный слуга, — отвечал Блондель.
— Я вижу, ваш дуэт был весьма удачным.
— Король тоже так говорил, ваше величество, — кивнул Блондель. — Мы с ним сочинили еще одну песнь, но исполняли ее только, когда были вдвоем. Такова была воля короля.
— Я тоскую по нему, Блондель, — прошептала Альенор. — Безумно тоскую…
— Неужели ничего нельзя придумать, ваше величество?
— Мы не знаем, где он. Это держится в строжайшей тайне. А разве можно спасти кого-нибудь, если его местонахождение неизвестно?
— Люди говорят, король где-то в Австрии.
— Да, но это еще нужно доказать. Когда королева Беренгария была в Риме, она увидела выставленный на продажу пояс Ричарда и узнала его.
— Но как пояс мог оказаться в Риме, ваше величество?
— Не знаю. Наверное, король подарил его кому-нибудь, и этот человек привез подарок в Рим.
— Но он бы не стал так обращаться с подарком самого короля, а хранил бы пояс как зеницу ока.
— Тогда, может быть, пояс украли? Ах, милый мальчик! Мы даже не знаем, что стряслось с нашим королем! Меня обуревают тяжелые мысли. Я совершенно удручена.
— Пожалуй, следовало бы послать людей на его поиски…
— Да я бы сама поехала, если бы… если бы не опасалась за судьбу королевства.
— Враги короля узнали бы вас, ваше величество. Нет, мне кажется, поехать должен кто-то другой, неведомый им.
— Ты умный мальчик. Сыграй мне, дитя мое. Утешь меня песней Ричарда.
Перебирая струны, Блондель думал о короле и мечтал снова увидеть его лицо.
А на следующий день, когда королева послала за ним, чтобы он вновь успокоил ее своей музыкой, Блонделя нигде не смогли отыскать.
Путь в Австрию оказался долгим. Блондель зарабатывал себе на хлеб своим ремеслом: он пел на рынках, и люди, зачарованные его нежным голосом, останавливались, чтобы послушать, а потом бросали ему монетки. Растроганные его красотой, взрослые старались ему помочь. Не раз и не два какая-нибудь женщина, которой Блондель напомнил сына, зазывала его к себе заночевать. А вместо денег он расплачивался с ней помощью по хозяйству: колол дрова, помогал приготовить ужин.
Блондель расспрашивал крестьян про обитателей окрестных замков и говорил, что мог бы для них что-нибудь спеть.
И почти всегда его предложения охотно принимались: феодалы привечали бродячих певцов, особенно с таким нежным, приятным голосом, как у Блонделя.
Очутившись в замке, мальчик скромно опускал глаза и просил покормить его и дать ему немного отдохнуть. Блонделя отводили на кухню, и он старался подружиться с прислугой. Они кормили его объедками и перемигивались за спиной юного певца, считая, что для него главная радость — это наесться до отвала.
— Бьюсь об заклад, — переговаривались повара, — паренек давно не ел досыта. За этим он и явился в наш замок.
Но на самом деле Блонделю было нужно совсем другое. Он готов был ничего не есть, только бы кормиться местными сплетнями. Сидя у огня и перебирая струны лютни, мальчик напряженно прислушивался к болтовне слуг. Ведь если кто и мог знать что-нибудь о пленнике, томившемся в одном из замков, то это были повара — они же готовили ему еду, а короля, пусть даже пленного, наверняка кормили не так, как простого смертного.
Блондель осторожно пытался что-либо выяснить, но всякий раз уходил разочарованным.
Он пытался представить себе, куда могли заточить короля, и воображение рисовало ему неприступную крепость. Крепость-тюрьму…
И вот наконец мальчик пришел в Дюренштейн. Пришел — и, как всегда, направился на рыночную площадь, собираясь поболтать с торговцами и заработать себе на ужин и ночлег.
На рынке Блондель заприметил женщину, которая пришла продавать яйца. В лице ее сквозила доброта, и мальчик — а он за время долгих скитаний научился распознавать в людях это качество с первого взгляда — встал рядом с ней и запел. На глаза женщины навернулись слезы.
— Еще! Спой еще! — попросила она, любуясь юным менестрелем.
На звуки чудного голоса начали сходиться люди, торговля пошла бойко, и женщине быстро удалось сбыть весь свой товар.
— Ты странствуешь один? — спросила она.
