— И что с того? — проговорила она, помолчав. — Срывы случаются здесь и там. Велика важность.
Джейн закусила губу; ей показалось, или она действительно услышала глухой удар сорвавшегося блефа?
— Срывы, — проговорила она. — Такого рода срыв был в Сан-Франциско в 1906 году.
Змея подняла голову, поразмыслила, что ей с ней делать, и просунула ее сквозь ручку своего портфеля.
— Мы подвергнем все, что вы рассказали, самому серьезному анализу, — проговорила она. — Но в настоящий момент, может быть, вы чувствуете потребность перевестись в какой-нибудь другой департамент?
Гнев — очень странная вещь; его поведенческая модель сильно напоминает мотоцикл «Хонда- СХ550». Иногда вы лишь едва заметно касаетесь газа, и в следующий момент уже видите лицо хирурга, вынимающего куски изгороди из вашей брюшной полости. Иногда вы переключаете рычаг на четвертую передачу и газуете во всю мочь, а это животное только глядит на вас коровьими глазками с инструментальной панели и сбрасывает скорость до прогулочного шага. Единственное, на что в нем можно с уверенностью положиться, — это на то, что его топливный бак опустеет ровно посередине между двумя автозаправками.
Гнев Джейн, если продолжить ассоциацию, выгорел досуха; и пока она глядела змее в глаза и пыталась придумать, что ей еще сказать, что-то внутри нее напомнило ей, что у нее впереди еще долгая, утомительная прогулка до дома.
— Может быть, так будет лучше всего, — мягко произнесла она. — Спасибо, что нашли время выслушать меня. — Она поднялась, взяла свою сумочку и вышла из кабинета.
Когда она прибиралась на своем столе, зазвонил телефон.
— Тебе не следовало этого делать, — послышался голос Гангера. Он звучал весело. — Это было неблагоразумно.
— Думаю, вы правы, — отозвалась Джейн. — Кто был тот человек в ресторане?
Трубка, казалось, онемела.
— Это был Роки, — произнес наконец Гангер; его голос звучал так, словно он говорил сквозь две наволочки и шерстяной носок. — Твоя встреча с ним также не была предусмотрена.
— Но он, кажется, ожидал этой встречи, — заметила Джейн.
— Знаю. Ну, в любом случае, что есть, то есть. Приходи ко мне завтра в полдевятого, потолкуем. Да, и кстати.
— Что?
— У тебя выходит очень хорошо. Поверь мне. — Гангер улыбнулся в ухо Джейн и повесил трубку.
ТРИНАДЦАТЬ
Небо здесь очень высокое.
В большинстве мест небо просто — ну, высокое; всего лишь голубой тент, который отделяет звезды снаружи от воздуха внутри. Здесь все совсем по-другому. Здесь небо находится на такой высоте над уровнем моря, что существование земли представляет собой немногим более чем непроверенный слух. А еще здесь есть замок.
Большой, со множеством архитектурных излишеств, и абсолютно бесплатный — во вкусе Людвига Баварского. Он парит, покачиваясь на несущих его течениях, как пузырек в рюмке хереса, выпитой на голодный желудок, не поддерживаемый ничем, кроме мысли о том, какой плачевный эффект он произведет на земле, если когда-нибудь рухнет.
Когда сила тяготения вступает в потасовку с общественным сознанием, тяготение проигрывает.
Если вы приблизитесь, осторожно выбирая путь между восходящими потоками и стараясь не наступать на головы высоко залетевшим птицам, вы сможете услышать обрывки странного, непонятного шума, доносящегося до вас полудикими ветрами, которые уже угасают на этой высоте. Если вы примете во внимание расстояние и сильные искажения, вносимые ветром и допплеровским эффектом, вам даже может показаться, что вы слышите, как несколько тысяч человек насвистывают — фальшиво и не в той тональности — разъединенные кусочки полузнакомой мелодии.
Добро пожаловать в Воздушный Замок, главную резиденцию департамента Знаков и Знамений. Люди, стоящие во дворе, выстроившись выверенными до дюйма шеренгами, — это Посланники-стажеры. Когда они сдадут зачеты, их работа будет состоять в доставке сновидений, активизации картин из прошлого, внедрении ощущений, дежа вю и других сообщений подобного же рода. В настоящий момент они обучаются крайне непростому искусству производить единственный в своем роде звук, известный как свист почтальона.
Теперь, если вы будете смотреть очень внимательно, вы можете заметить невысокую фигуру человека в департаментском голубом с золотом мундире, чьи волосы значительно длиннее, чем у остальных. Если вам удастся каким-то образом заставить свои уши абстрагироваться от окружающей какофонии, вы обнаружите, что этот человек, единственный из всех, упрямо насвистывает — правильно и без досадных неожиданных пауз — мелодию, в которой вы с уверенностью сможете распознать «Клуб Одиноких Сердец Сержанта Пеппера».[19]
Угадайте, кто.[20]
— Ты не должна так думать об этом, — сказал Гангер, когда они взбирались по дорожке, ведущей к Замку. — Все совсем наоборот.
— Правда? — откликнулась Джейн. Она выразилась бы полнее, но дорожка была слишком крутой, и она уже начинала подозревать, что какой-то шутник вытащил у нее из коленей поджилки, пока она не видела.
— Поверь мне, — сказал Гангер. — Даже если бы мы действительно хотели убрать тебя с дороги на некоторое время, а это не так, мы бы не стали для этого устраивать тебя Посланником. Это работа слишком высокого профиля.
— Высокого… — проговорила Джейн, сардонически задыхаясь (можете попробовать сами), — … профиля. Бегать с поручениями. Доставлять сообщения.
— Вот-вот. — Гангер приостановился, оттянул пальцем воротник своей розовой рубашки от Эберкромби и Фитча и сделал вдох. — Вряд ли можно сказать, что мы решили засунуть тебя в какую-нибудь второстепенную полузаброшенную контору, а?
Джейн смахнула с лица пот.
— Однако, нельзя также сказать, чтобы эта работа предъявляла большие требования. Едва ли для нее нужны такие уж выдающиеся исполнительные качества. Мне казалось, вы говорили, что я работник высочайшего уровня.
Гангер хотел было взглянуть себе под ноги, но тут же спохватился.
— Если ты хочешь, можешь попытаться найти уровень выше, чем здесь, милости прошу.
Джейн, однако, сохраняла серьезность.
— Вы что, боитесь высоты? — спросила она.
— Я ужасно, чертовски боюсь высоты. Подумай об этом. Мое естественное место обитания расположено не сказать чтобы очень высоко; фактически, совсем наоборот. У меня иногда начинает кружиться голова, когда я стою на ковре с высоким ворсом. И если, — добавил он, — тебе это кажется таким ужасно забавным, мы можем как-нибудь нанести визит в резиденцию моего департамента, посмотрим, как тебе там понравится.
Джейн постаралась придать своему очередному судорожному вдоху извиняющийся оттенок, и они продолжали карабкаться вверх в молчании; по крайней мере, какое-то время они ничего не говорили. Потом Джейн, покусав губу, вступила снова:
— Я прошу прощения. Я очень ценю, что вы решились пойти со мной, чтобы представить меня.
