Солнце взойдёт

машины медленно наполнились холодным голубым пламенем. Младший служащий сдвинул на глаза защитные очки, наполовину выдвинул дроссель и крикнул:

— Убрать тормозные колодки!

А затем он взлетел. Несколько секунд мир казался слишком маленьким, чтобы заключать в себе столь дикое излишество движения; затем включились пневматические тормоза, и гигантский снаряд, прорвавшись сквозь тонкую пелену водяных паров, висевших над сверкающим новеньким океаном, выравнялся и полетел прямо.

«Очень даже неплохой взлет, сынок, — сказал себе младший, но амбициозный служащий. — Чистая работа. Собственно, ничего сложного; все, что от тебя требуется, это держаться за эту вот рукоятку, и машина будет лететь сама по себе».

Он наклонился вперед на своем сиденье и бросил взгляд за борт. Далеко внизу сквозь амбразуры в облаках мелькал сияющий голубой простор, разбитый ветром на миллионы ровных аккуратных волн. Где-то там, внизу, в этот самый момент, атомы притираются друг к другу совершенно невероятным образом. Жизнь уже где-то за ближайшим поворотом.

Улыбаясь, младший, но амбициозный молодой служащий снова откинулся в кресле, поглядел на бесконечный голубой потолок над своей головой и принялся мечтать.

Ну, допустим, прямо сейчас он выполняет работу, не намного превышающую Второй Исполнительский уровень, но это не будет продолжаться вечно. Они же не могут вот так вот взять какого-то стажера, каким бы он ни был талантливым, и закинуть его прямо в офис на пятом этаже; необходимо проделать соответствующие движения, постоять на коленях. Вот когда ты докажешь им всем, что ты можешь делать всю эту дребедень, привязав одну руку за спиной, тут они сразу же вытащат тебя отсюда и посадят за письменный стол, моргнуть не успеешь. И это будет уже Конторский уровень, а когда ты дошел до этого, ты, считай, прошел полпути. Любой, в ком есть хоть унция движения, может взлететь по Конторской лестнице, как крыса по трубе с судебными исполнителями на хвосте; и тут ты уже Администратор. Больше никакой возни с реальным миром, никаких полетов на солнцах, или калибровки снежинок, или перетаскивания тектонических плит с места на место. Администраторы имеют дело только с действительно важными, совершенно заоблачными вещами, такими как пятилетние планы, прогнозы, проекты, экономические модели, соотношения цены и эффективности, глобальные стратегии развития. Тут будут комитеты, подкомитеты, полуавтономные проверочные комиссии, ревизионные комиссии, рабочие группы из одного человека. Здесь у тебя будет абсолютный контроль и, может быть, даже вращающееся кресло.

И это будет уже настоящий качественный скачок — сначала к департаментскому статусу, затем воспарение к Эмпиреям контролирующей деятельности, а там, глядишь, и постоянное членство в комитете настолько огромном и с настолько неопределимыми функциями, что вся искривленная вселенная сама будет лишь частью его юрисдикции. Пока что ничего настолько головоломно огромного не существовало нигде во всем космосе, не считая воображения младшего, но амбициозного служащего; но если оно когда-либо все же возникнет, оно должно будет иметь название, которое будет абстрактным до предела возможностей прикладной метафизики.

Финансы и что-нибудь еще. Финансы и Окончательные Цели. Что-то вроде этого.

Младший, но амбициозный служащий улыбнулся. Они с миром оба были молоды, талантливы и на многое способны. Они с миром были парни не промах.

Ох. Ох, дерьмо!

Вообще-то, это тоже было еще в будущем, но, как мы уже видели, молодой, но амбициозный служащий был несколько впереди своего времени.

Далеко внизу, но все же значительно ближе, чем она должна была находиться, поверхность океана кипела. Огромные клубы водяного пара всплывали к небесам, резко сталкивались с температурными барьерами, превращались в жидкость и выпадали обратно. Зазубренные скалы в замешательстве нервно высовывали из воды кончики пальцев, как гости, пришедшие слишком рано на день рождения к человеку, которого они почти не знают. А где-то в глубине, в самых осадках океанического дна, двигалось нечто, чему двигаться совершенно не полагалось.

Это было совершенно не так, как нарисовано на потолке Сикстинской капеллы. Не было никаких межпальцевых фейерверков, никаких вспышек и треска белого огня. Все это должно было быть, разумеется; а также речи, и ленточка для перерезания, и специальные серебряные ножницы для презентаций, и оркестр. Но ничего этого не было.

Вот так начинается мир: не толчком, но бардаком.[33]

Яростно рванув джойстик, младший, но амбициозный служащий вытянул Солнце обратно на его должное место в небесах и поник, склонившись вперед и повиснув на ремнях безопасности. Перед его мысленным взором стояли две картины:

…Первая рисовала мир таким, каким он должен был быть — спокойную величавую процессию полностью сформировавшихся пионеров органической жизни, тихо поднимающихся из океанических глубин, чтобы колонизировать специально для этой цели выстроенные массивы суши, которые затем предначертанным путем эволюционируют в полубогов, чтобы начать долгий, но абсолютно ортодоксальный путь к воссоединению со своим Создателем, к тому моменту, когда они повернут свои довольные лица к солнцу и увидят лишь собственное отражение…

Вторая рисовала мир таким, каким он собирался стать — мерзкие зеленые склизкие твари, выплескивающиеся на недозрелые берега, подергивающие жалким подобием челюстей в пронизанном микробами воздухе; мучительно втискивающиеся затем во всевозможные нелепейшие формы — аммониты, динозавры, мамонты, обезьяны, твари еще более непотребные и смехотворные, чем обезьяны; твари, которые выйдут из-под контроля и начнут разносить в щепки все вокруг себя, строить шоссе, истреблять китов, вести войны, носить флуоресцирующие зеленые пляжные костюмы…

Очень осторожно младший, но амбициозный служащий огляделся вокруг себя, а затем посмотрел на расстилающийся внизу океан.

Может быть, никто не заметит.

По крайней мере, некоторое время. А к тому времени когда заметят — кто сможет сказать, по чьей вине это произошло? Он вперил глаза в западный горизонт, крепче взялся за джойстик и принялся агрессивно насвистывать.

Некоторое время спустя он безупречно посадил машину у ангара, выключил моторы и довольно нетвердо выбрался из кабины. Потом он бесконечно долго шел через ангар к большим воротам, и никто не выбежал ему навстречу, никто не окликал его по имени; не было ни плотных мужчин в плащах, ни солдат, никого — лишь этот отморозок со своей шваброй и в наушниках, лениво тычущий своим инструментом в первые молекулы пыли, плавающие в еще чистом воздухе. Он закрыл свой ум для этой проблемы, и постепенно проблема начала рассасываться. Игра воображения, неверное освещение; ничего и не думало двигаться. Ты неплохо справился, сынок. Спасибо, сэр, рад, что вам понравилось.

— Низковато сегодня, э?

Младший, но амбициозный служащий развернулся на каблуках и выпучил глаза. Отморозок со шваброй, со своей стороны, проделал более ленивое, чем обычно, движение в сторону атома грязи и почесал натертую наушником мочку уха.

— Что?

— Говорю, малость низковато летели нынче утром. Этак может что случиться, если летать так низко. Ну, знаете, что-нибудь может вылезти раньше времени. — Отморозок поднял голову и широко ухмыльнулся. — Поосторожнее надо бы, — добавил он.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — ответил служащий, по всей видимости, сквозь полный рот шерсти. — Я всю дорогу строго придерживался заданной высоты.

— Ну, тогда ладно, — отвечал отморозок, ухмылка которого стала еще шире. — Должно быть, мне показалось.

— А ты не глазей по сторонам, — отрезал служащий. — Делал бы лучше свою работу как следует. Это свалка, а не ангар!

Но ухмылка лишь поползла еще шире, и служащий, развернувшись, чуть ли не бегом направился к двери. Удаляясь, он услышал, — а может быть, ему показалось, что услышал, — как кто-то бормочет что-то