- А как мне надо поступать? - спросил Павел кротко и тихо.
Этот вопрос несколько охладил Лунёва. Он невольно задумался.
Из магазина выглянул Гаврик.
- Отпирать магазин?
- Ну его к чёрту! - с раздражением крикнул Лунёв. - Какая тут торговля?
- Мешаю я тебе? - сказал Павел.
Он сидел на стуле согнувшись, положив локти на колени и глядя в пол. На виске у него напряжённо билась какая-то жилка, туго налившаяся кровью.
- Ты? - воскликнул Лунёв, посмотрев на него. - Ты мне не мешаешь... и Маша не мешает... Тут - что-то всем нам мешает... тебе, мне, Маше... Глупость или что - не знаю... только жить по-человечески нет никакой возможности! Я не хочу видеть никакого горя, никаких безобразий... грехов и всякой мерзости... не хочу! А сам...
Он замолчал и побледнел.
- Ты всё про себя... - заметил Павел.
- А ты - про кого? - насмешливо спросил Илья, - Всяк человек своей язвой язвлён, своим голосом и стонет... Я не про себя, а про всех... потому все меня беспокоят...
- Уйду, - сказал Грачёв и тяжело поднялся со стула.
- Эх! - крикнул Илья. - Пойми ты, а не обижайся...
- Меня, брат, как кирпичом по голове ударило... Верку жаль... Что делать?
- Ничего не поделаешь! - решительно сказал Илья. - О ней пиши пропала! Засудят её...
Грачёв опять сел на стул.
- А ежели я объявлю, что она для меня это? - спросил он.
- Ты - принц? Скажи, тогда и тебя в тюрьму сунут... Вот что... надо нам привести себя в порядок. Маша, мы уйдём в магазин, а ты встань, приберись... чаю нам налей...
Маша вздрогнула и, приподняв голову с подушки, спросила Илью:
- Домой идти мне?..
- Дом у человека там... где его хоть не мучают...
Когда они вошли в магазин, Павел сумрачно спросил:
- Зачем она у тебя? Дохлая какая...
Лунёв кратко рассказал ему, в чём дело. К его удивлению, история Маши как бы оживила Грачёва.
- Ишь, старый чёрт! - обругал он лавочника и даже улыбнулся.
Илья стоял рядом с ним и осматривал свой магазин, говоря:
- Ты недавно сказал, что меня вся эта музыка не успокоит...
Он повёл по магазину широким жестом и с неприятной усмешкой кивнул головой.
- Верно! Не успокаивает... Какой мне выигрыш в том, что я, на одном месте стоя, торгую? Свободы я лишился. Выйти нельзя. Бывало, ходишь по улицам, куда хочешь... Найдёшь хорошее, уютное местечко, посидишь, полюбуешься... А теперь торчу здесь изо дня в день и - больше ничего...
- Вот бы тебе Веру в приказчицы взять, - сказал Павел.
Илья взглянул на него и замолчал.
- Идите! - позвала их Маша.
За чаем они все трое почти не разговаривали. На улице светило солнце, по тротуару шлёпали босые ноги ребятишек, мимо окон проходили продавцы овощей.
Всё говорило о весне, о хороших, тёплых и ясных днях, а в тесной комнате пахло сыростью, порою раздавалось унылое, негромкое слово, самовар пищал, отражая солнце...
- Сидим, как на поминках, - сказал Илья.
- По Верке, - добавил Грачёв. - Сижу и думаю: 'А ну, как это я её в тюрьму вогнал?'
- И даже очень это может быть, - безжалостно подтвердил Илья.
Грачёв с укором посмотрел на товарища.
- Злой ты...
- А с чего это мне быть доброму? - закричал Илья. - Кто меня по головке гладил?.. Был, может быть, один человек, который меня любил... Да и то распутная баба!
От прилива жгучего раздражения лицо у него, покраснело, глаза налились кровью; он вскочил со стула в порыве злобы, охваченный желанием кричать, ругаться, бить кулаками о стол и стены.
Но Маша, испуганная им, громко и жалобно заплакала, как дитя.
- Я уйду... пустите меня, - говорила она сквозь слёзы дрожащим голосом и болтала головой, точно желая спрятать её куда-то.
Лунёв замолчал. Он видел, что и Павел смотрел на него неприязненно.
- Ну, чего плакать? - сердито сказал он. - Ведь не на тебя я закричал... И некуда тебе идти... Я вот - уйду... Мне нужно... А Павел посидит с тобой... Гаврило! Если придёт Татьяна Власьевна... это кто ещё?
В дверь со двора постучали. Гаврик вопросительно взглянул на хозяина.
- Отпирай! - сказал Илья.
На пороге двери явилась сестра Гаврика. Несколько секунд она стояла неподвижно, прямая, высоко закинув голову и оглядывая всех прищуренными глазами. Потом на её некрасивом, сухом лице явилась гримаса отвращения, и, не ответив на поклон Ильи, она сказала брату:
- Гаврик, выйди на минутку ко мне...
Илья вспыхнул. От обиды кровь с такой силой бросилась ему в лицо, что глазам стало горячо.
- А вы, барышня, кланяйтесь, когда вам кланяются, - сдержанно и внушительно сказал он.
Она ещё выше подняла голову, брови у неё сдвинулись. Плотно сжав губы, она смерила Илью глазами и не сказала ни слова. Гаврик тоже сердито взглянул на хозяина.
- Вы не к пьяным пришли, не к жуликам, - продолжал Лунёв, вздрагивая от напряжения, - вас встречают уважительно... и, как барышня образованная, вы должны ответить тем же...
- Не фордыбачь, Сонька, - вдруг сказал Гаврик примиряющим голосом и, подойдя к ней, встал рядом, взяв её за руку.
Наступило неловкое молчание. Илья и девушка смотрели друг на друга с вызовом и чего-то ждали. Маша тихонько отошла в угол. Павел тупо мигал глазами.
- Ну, говори, Сонька, - нетерпеливо сказал Гаврик. - Ты думаешь, они тебя обидеть хотят? - спросил он. И, неожиданно улыбнувшись, добавил: - Они - чудаки!
Сестра дёрнула его за руку и спросила Лунёва сухо и резко:
- Что вам от меня угодно?
- Ничего, только...
Но тут в голове его родилась хорошая, светлая мысль. Он шагнул к девушке и, как мог вежливо, заговорил:
- Позвольте вам предложить... видите ли, нас здесь - трое... люди тёмные, невежи... вы - человек образованный.
Он торопился изложить свою мысль и не мог. Его смущал прямой, строгий взгляд её глаз;, они как будто отталкивали его от себя. Илья опустил глаза и смущённо, с досадой пробормотал:
- Я не умею сразу это сказать... если время у вас есть... пройдите, присядьте...
И отступил перед нею.
- Постой тут, Гаврик, - сказала девушка и, оставив брата у двери, прошла в комнату. Лунёв толкнул к ней табурет. Она села. Павел ушёл в магазин, Маша пугливо жалась в углу около печи, а Лунёв неподвижно стоял в двух шагах пред девушкой и всё не мог начать разговора.
- Ну-с? - сказала она.
- Вот... в чём дело, - тяжело вздохнув, заговорил Илья. - Видите девушка, - не девушка, а замужняя... за стариком... Он её - тиранит... вся избитая, исщипанная убежала она... пришла ко мне... Вы, может, что худое думаете? Ничего нет...
Путаясь в словах, он сбивчиво говорил и двоился между желанием рассказать историю Маши и выложить пред девушкой свои мысли по поводу этой истории. Ему особенно хотелось передать слушательнице именно свои мысли. Она смотрела на него, и взгляд её становился мягче.
