проведенная с Вильгельмом, ничуть не сблизила ее с ним. Она с прежним страхом думала о его предстоящих ласках и с еще большим страхом – о годах, которые проведет с ним в чужой и незнакомой стране.
Вскоре в спальню вошла Сара Дженнингс, сообщившая, что в соседней комнате ее дожидается какой-то мужчина.
Мария узнала его. Это был Бентинк, правая рука принца Оранского. Он сказал, что пришел с подарком от принца принцессе Оранской.
Вокруг сгрудились служанки – сгорали от любопытства. Какой подарок? Принц не производил впечатления слишком щедрого мужчины. Им не терпелось увидеть, что именно он прислал.
Бентинк поклонился и вручил Марии шкатулку.
– Пожалуйста, передайте принцу мою благодарность, – сказала она.
Бентинк еще раз поклонился и вышел; как только он скрылся за дверью, служанки наперебой стали просить Марию показать содержимое посылки. Мария открыла шкатулку и извлекла из нее старинное жемчужное ожерелье, оплетенное серебряным орнаментом с бриллиантами и рубинами.
– Какое чудо! – выдохнула Елизавета Вилльерс.
– Думаю, эти драгоценности побывали в руках всех девушек, когда-либо соглашавшихся провести брачную ночь с Оранскими, – сказала Мария.
– А пожизненное владение – чем не собственность? – приложив украшение к ее шее, спросила Анна Трелони.
– Они стоят целого состояния, – заметила практичная Сара Дженнингс. – Тысяч тридцать – сорок, не меньше. Вы только взгляните, какие крупные жемчужины!
Мария посмотрела: драгоценности как драгоценности, ничего особенного. Гораздо больше она ценила свою свободу. Но свободу ей дарить не собирались.
В то же утро в Уайтхолле началось пиршество, продолжавшееся до следующего вечера. Мария почти все время была с придворными. Те поздравляли ее, а она слушала, что-то отвечала и в самом деле была благодарна им – но не за слова, а за их спасительное присутствие.
На третий день в ее покои пришел Вильгельм. Увидев супруга, она съежилась – боялась его колючего взгляда.
– Опять плачешь? – холодно спросил он. Она промолчала. Он повысил голос:
– Это мне нужно плакать, а не тебе. У тебя появился брат. Забыв про страх, Мария вскочила на ноги.
– Как?.. Уже?
– Да, сейчас твой отец принимает поздравления.
Он с нескрываемым отвращением посмотрел на нее, и Мария сразу поняла, что означает этот взгляд. Случилось то, о чем в шутку сказал ее дядя: бракосочетание разочаровало принца. У ее мачехи родился сын, и она, Мария, уступила ему место в линии наследования. Следовательно, брак с ней для Вильгельма уже не имел никакого смысла. Да и вообще, нужна ли ему эта обуза – зареванное неразумное дитя, жеманная невеста, – если он никогда не получит обещанное приданое? Кому теперь достанется его английская корона? Увы, сбылись худшие опасения принца Оранского: его дяди снова провели своего племянника, опять оставили с носом.
Через три дня сына герцога и герцогини Йоркских окрестили Карлом – в несть дяди. Крестными были сам король и принц Оранский, а леди Франциска Вилльерс выступала в качестве гаранта от лица его пятнадцатимесячной сестренки Изабеллы.
А еще через три дня в комнату Марии, готовившейся к очередному торжеству, ворвалась запыхавшаяся Сара Дженнингс.
– Миледи! – выпалила она. – Случилось несчастье. Леди Франциска Вилльерс заболела – говорят, у нее оспа!
Мария вздрогнула. Затем встала и пошла к двери.
– Не ходите, туда нельзя, – остановила ее Сара.
– Но мне нужно посмотреть, кто за ней ухаживает.
– Там врачи – и больше никого. А нам запрещено даже подходить к ее комнате.
Мария вернулась к туалетному столику, задумчиво посмотрела на свое отражение в зеркале. Локоны, кокетливо собранные в два пучка, теперь и вовсе не вязались с тоскливым выражением лица.
Леди Франциска заболела оспой! Весь ее прежний радостный мир разваливался на части. Кто следующий? – думала Мария.
Была и нежданная радость: приезд Франциски Эпсли. Они бросились на шею друг дружке.
– Ах, Франциска, что же мне делать? Как я все это вынесу?
– Моя дорогая Мария-Клорина, вы просто обязаны это вынести. Я знаю, это жестоко, но так надо. И вы должны писать мне каждый день – пусть письма останутся нашим утешением, как уже не раз бывало в дни разлуки.
– Вот только теперь мы уже не увидимся… очень долго, а может быть… никогда.
– Но мы ведь сможем устраивать встречи! Пусть не часто, но все-таки.
– Ах, Франциска, мой несравненный супруг, как мне хорошо с тобой! А его – ты уже видела?
– Да, дорогая.
– Значит, ты меня понимаешь.
