Эссекса. Там думают, что через несколько дней брат отдаст Богу душу.
– Карл – умирает?
Мария-Беатрис ужаснулась, со всей ясностью вспомнив смуглое лицо Карла: улыбающееся, доброе – каким она видела его в день приезда в Англию. Тогда он отнесся к ней с таким сочувствием и пониманием, что уже из-за этого она не могла не примириться со своим будущим.
Яков кивнул. Своего брата он любил не меньше, чем она, но сейчас не мог предаваться сантиментам.
– Ты понимаешь, что это значит? Карл – на смертном одре, я – в изгнании. Как раз тот шанс, которого ждали Монмут и его дружки. Я должен вернуться в Англию! Срочно, немедленно!
– Яков, тебе это запрещено. Если о твоем приезде узнают, тебя посадят в Тауэр.
Яков взял ее за плечи и усмехнулся.
– Дорогая моя, – сказал он, – если Карла не станет, я один буду решать, кого сажать или не сажать в Тауэр.
– Значит, едешь?
– Еду.
– Но ведь Карл еще не умер! Ты еще не король!
– Не бойся, дорогая. Я постараюсь переодеться так, чтобы меня не узнали.
Мария-Беатрис закрыла лицо руками. Она была в отчаянии: вот и закончилась ее счастливая жизнь. А что с ними произойдет, если не будет ее деверя, который смог бы защитить их?
Разумеется, она станет королевой Англии, а Яков – королем. Но, спрашивала она себя, что случится потом? Кто может поручиться за их будущее?
Пятеро всадников во весь опор мчались в сторону побережья. Впереди скакали герцог Йоркский и Джон Чарчхилл, за ними – лорд Петерборо и полковник Ледж; замыкал группу слуга полковника.
В дороге они почти не разговаривали, ни разу не остановились на привал; каждый понимал необходимость дорожить временем – откуда им было знать, что сейчас происходило в Англии? Промедление могло обернуться катастрофой.
Через два дня всадники прибыли в Кале и только тогда провели ночь не в седле, хотя и не под крышей – на соломе, во дворе небольшой таверны; когда они добрались до берега, Яков купил черный парик, с помощью которого надеялся изменить внешность. На французском шлюпе они переправились через Ла- Манш и высадились в Дувре; оттуда верхом примчались в Лондон, спешились на окраине и переулками прокрались на площадь святого Якова, в дом сэра Аллена Эпсли, где Франциска и ее отец радушно встретили пятерых гостей.
– Король еще жив, – сказал сэр Аллен, – и даже чувствует себя немного лучше, чем прежде. Хорошо, что вы приехали – но, надеюсь, герцог Монмут не знает о вашем визите?
– Мы тоже на это надеемся, – ответил Яков. – Мне нужно встретиться с братом раньше, чем мои враги узнают, что я здесь.
Франциске не терпелось услышать новости о Марии, но для таких разговоров не было времени. Сэр Аллен срочно позвал к себе людей, которым мог доверять: Лоренса Хайда – шурина герцога Йоркского – и Сиднея Годольфина. Оба занимали высокие посты в правительстве. Четыре года назад Годольфин женился на Маргарите Бладж – той застенчивой девушке, что в свое время так не хотела танцевать в балете и расстроилась, потеряв чужие драгоценности; увы, Маргарита умерла вскоре после свадьбы, и ее бывший муж до сир пор ходил во вдовцах. Карл, считавший его одним из лучших своих министров, поговаривал, что Годольфин обладает редким качеством – никогда не спешить и при этом никуда не опаздывать.
Зная о намерениях Монмута, эти двое мужчин предложили Якову отправиться с ними в Виндзор, где могли устроить его встречу с королем.
Через четыре дня после отъезда из Брюсселя Яков прибыл в Виндзор. Башни замка он увидел в семь часов утра, а уже через несколько минут входил в покои брата, где Карл, чудесным образом оправившийся от болезни, как раз принимал цирюльника.
Карл взглянул на него с крайним изумлением – хотя уже и сам посылал за ним, – затем встал с кресла и обнял Якова.
– Рад твоему приезду, брат мой, – сказал он. – Хотя и не думаю, что ты нарушил мою волю и во весь опор мчался сюда всего лишь ради того, чтобы припасть к груди выздоровевшего брата.
Встав на колени, Яков попросил прощения за свое самовольство.
Карл снисходительно махнул рукой.
– Говорю же – рад тебя видеть. А кроме того, ты и в самом деле мог понадобиться при дворе.
В честь приезда Якова был устроен прием, однако вскоре стало ясно, что он не сможет остаться в Англии. Слишком много людей не желали его возвращения. Под стенами замка не утихали крики: «Герцог – вон! Папство – долой!»
Наконец Карл сказал:
– Придется тебе уехать, Яков. А не то, боюсь, меня тоже вышлют отсюда.
– Опять в Брюссель! – воскликнул Яков. – Да ты хоть представляешь, как мне там живется?
– Представляю. В свое время я провел несколько месяцев в Брюсселе – кстати, тоже изгнанником.
– В таком случае ты не можешь не понимать, что мне там – просто невыносимо!
– Увы, мы все должны нести свое бремя: все, Яков, каждый из нас.
– Это так необходимо?
