– Не будьте столь оптимистичны, – предупредил граф. – Я буду постоянно разочаровывать вас.
– Вряд ли. Я куда более высокого мнения о вас, чем вы о себе.
– Правда?
– Да.
От известия, что она весьма высокого мнения о нем, его сердце застучало, как у простофили. Ему отчаянно захотелось, чтобы она видела его таким, каким он желал стать.
– Как мне сохранить эту волну доверия?
– Мы можем начать с того, что вы не будете лгать мне. Я всегда могу сказать, когда вы это делаете.
– Можете? Как?
– Вы выглядите таким виноватым, – заявила девушка.
– Должно быть, я разучился скрывать свои мысли.
– Вообще-то вы делаете это весьма искусно, но когда речь идет о вас, у меня, непонятно почему, появляется второе чувство.
Этому существовало много убедительных объяснений. Он мог бы говорить о сексуальном магнетизме, когда не было причины апеллировать к здравому смыслу, или о том, как таинственно работает вселенная и некоторые вещи неизбежно должны случаться. Но если бы он понес этот бред, он проявил бы себя безумным романтиком, который верит в такую глупость, как любовь с первого взгляда, что он категорически отрицал. Страсть и неуправляемая пылкость погубили его семью, поэтому он будет разоблачать их власть на каждом шагу. Он не будет таким идиотом, чтобы вообразить, что влюбился в Эмили Барнетт.
Майкл остановился на самом простом объяснении.
– Это случается, потому что вы сходите с ума по мне.
– Вы слишком тщеславны.
– Быть тщеславным и говорить правду отнюдь не взаимоисключающие вещи.
– Вы настолько самодовольны, что полагаете, будто каждая женщина поражена вашей приятной внешностью?
– Само собой, – ответил граф.
– Тогда, предполагаю, вы считаете, будто каждая женщина в Лондоне умирает от желания устроиться на этой софе и быть осыпанной вашими поцелуями?
– А что может быть более возбуждающим?
– Вы не должны продолжать приставать ко мне, – рассерженно заявила Эмили.
– А почему?
– Потому, что это… это… невыносимо.
– Невыносимо?
– Это заставляет меня мечтать о других отношениях с вами, но я не могу забыть, что я – гувернантка.
– Вы гораздо больше, чем просто моя служащая.
– Нет, это не так.
Ему очень хотелось сообщить ей, сколь значительное место, неожиданно для него самого, она заняла в его жизни, но он не находил слов для этого. Да, она была гувернанткой в его доме, но она становилась другом, доверенным лицом и советчицей, а теперь он обретет в ней и любовницу. Никакой другой выход не казался вероятным и приемлемым.
Не в его натуре было отказывать себе в чем-либо, и он желал ее больше, чем кого-то еще за долгий- долгий период времени, и в то же время ему ненавистно было вообразить себя соблазняющим ее, словно стареющий распутник. Это была такая тривиальная, жалостная история: владелец имения навязывает себя ничего не подозревающей девице.
Можно ли было простить его вожделение? Когда его моральное состояние опустилось до такого недостойного уровня?
– Но я же просто целую вас, Эмили, – заспорил граф, хотя желал гораздо большего. – В этом нет ничего дурного.
– Для вас, заядлого распутника?
– И для вас, моя маленькая прелесть. – Она насупилась, и у нее вырвалось:
– Вы хоть представляете, как я наслаждаюсь, находясь вот так с вами? Или с каким волнением я жду, чтобы вы снова поцеловали меня?
Итак… она изнемогает, не так ли?
Он засмеялся:
– Вы настоящая шлюшка.
Она ударила его по плечу:
– Не издевайтесь надо мной.
