В тот же день Джон де Грей был избран архиепископом, а в Рим отправилось посольство, чтобы известить папу об избрании.
Когда Реджинальд узнал, что в Рим прибыло новое посольство, он впал в ярость. Новый кандидат, в отличие от субприора, пользовался поддержкой самого короля, но Реджинальд был не из тех людей, кто легко уступает. Он считал себя законным архиепископом, уже возведенным в сан, и отказываться от своего звания не собирался. Реджинальд предъявил папе новые доказательства своих полномочий, а Иннокентий III тем временем уже успел принять посольство из Англии.
Английские епископы возмутились, узнав, что оба кандидата выдвинуты без их участия. Некоторые из этих епископов находились в Риме, так что у них была возможность лично выразить папе свой протест.
Иннокентий разозлился. Все это выглядело крайне подозрительно. Сначала тайное избрание архиепископа, теперь вдруг новый кандидат — Джон де Грей, который, как было известно Иннокентию, целиком и полностью поддерживал короля Джона и вряд ли станет отстаивать интересы Церкви. Хоть папа и считал себя верховным правителем христианского мира, он отлично понимал, что без крайней нужды ссорится с земными владыками не стоит, поэтому пренебречь волей английского короля было бы неразумно. Но, с другой стороны, нельзя допустить, чтобы преданный слуга короля стал примасом Англии.
В подобных случаях Иннокентий всегда прибегал к политике проволочек, считая, что время само подскажет решение.
В конце концов, вердикт его святейшества был таков: избрание Реджинальда состоялось в нарушение традиций, а потому не может быть признано Римом. Тем не менее к моменту избрания архиепископом Джона де Грея примас формально наличествовал, а потому повторное избрание тоже недействительно. Таким образом, архиепископский престол Кентербери продолжал оставаться вакантным.
Воспользовавшись ситуацией, Иннокентий предложил в английские примасы своего собственного кандидата, некоего Стивена Лэнгтона. Иннокентий рассудил, что этот человек устроит всех, ибо он слыл достойнейшим и ученейшим мужем Церкви. Кроме того, по рождению он был англичанином. Правда, на родине Лэнгтон прожил недолго, ибо почти всю свою жизнь сначала учился, а потом преподавал в Парижском университете. Там он читал лекции по теологии и приобрел репутацию славнейшего богослова своей эпохи. Сам король Филипп, высоко чтя Лэнгтона, удостоил его своей дружбы. Почтенный профессор был известен как человек высокой и безупречной нравственности.
Примерно с год назад Иннокентий решил, что столь достойному слуге Церкви место в Риме, и назначил его настоятелем собора св. Хризогона в сане кардинала. В Риме Лэнгтон тоже читал лекции по теологии и пользовался расположением его святейшества. Папа считал, что этот прелат может принести Церкви великую пользу.
Когда Стивена Лэнгтона пригласили в Рим, король Джон отправил ему поздравительное письмо, ибо в лице профессора всей Англии была оказана высокая честь. Джон писал, что счел бы за честь принять у себя при дворе прославленного соотечественника. Если же Лэнгтон предпочитает жить в Риме, вблизи святейшего престола, то пусть не забывает о своем английском происхождении.
Тогда Иннокентий немало повеселился. Неужто Джон и в самом деле считал, что в лице Лэнгтона будет иметь своего человека при папском дворе? Почтенный Лэнгтон не из тех людей, кого можно подкупить или запугать. При любых обстоятельствах он будет отстаивать свои убеждения и интересы Церкви. Светские правители ему не страшны.
Созвав английских епископов и монахов, папа объявил им, что останавливает свой выбор на Стивене Лэнгтоне, ибо более достойной кандидатуры на пост архиепископа Кентерберийского нет и быть не может. После смерти незабвенного Хьюберта престол пустует. Избрание Реджинальда, проведенное втайне, недействительно; нельзя признать архиепископом и Джона де Грея, ибо он занял престол еще до того, как Реджинальд был смещен. С точки зрения Иннокентия, ни один из этих кандидатов не может сравниться со Стивеном Лэнгтоном.
Монахи пришли в замешательство, но выбора у них не было: английский король был далеко, а папа близко. Иннокентий в гневе страшен — все это знали. Он может отлучить неугодного человека от Церкви, а страшнее этого ничего не бывает. Тот, кто умирает отлученным, обречен на вечное проклятие.
И все же английские церковники медлили. Ведь им придется возвращаться на родину и держать ответ перед королем. Что хуже — гнев короля или гнев папы? Ответ был ясен: для духовного лица владыка церковный превыше владыки земного.
Все, кроме Элиаса, епископа Брентфилдского, который осмелился воздержаться, проголосовали за Стивена Лэнгтона.
ПРИЗРАК АРТУРА
У Джона хватало и других проблем. Если сидеть сложа руки, того и гляди лишишься всех владений на континенте. Посоветовавшись с министрами и военачальниками, король решил отправить в Ла-Рошель, все еще сохранявшую верность Англии, небольшое войско. Может быть, удастся развернуть оттуда наступление и отвоевать часть утраченных земель. Гарнизон крепости все равно нуждался в подкреплении — в одиночку ларошельцы долго против Филиппа не продержатся. Джон объявил, что отправит туда наемников. На них он полагается больше, чем на рыцарей. Наемный солдат воюет за деньги, в войне его интересует только добыча. А так называемые «люди чести» вроде Маршала чересчур переборчивы, от таких пользы немного.
В июне, когда конфликт по поводу архиепископства был в самом разгаре, Джон с немногочисленной армией отплыл в Ла-Рошель. К великой радости короля выяснилось, что Аквитания по-прежнему на его стороне — тамошние бароны опасались непомерно разыгравшихся аппетитов Филиппа.
Укрепив город, Джон отправился в Ниор, еще одну крепость, сохранившую верность английской короне. В нескольких стычках Джону удалось добиться успеха. Сами по себе эти победы стоили немногого, но осторожный Филипп решил, что время для широкомасштабного наступления еще не настало.
В результате французы наконец согласились на двухлетнее перемирие. Джон был в восторге. Он и не надеялся на такую удачу. По условиям перемирия Изабелла, чей отец недавно скончался, получила титул графини Ангулемской. Это означало, что теперь у Джона появятся новые союзники. Двухлетняя передышка давала ему возможность как следует подготовиться к следующему этапу войны, в результате которой он надеялся вернуть все утраченные владения.
В Англию король вернулся в прекрасном расположении духа, потешаясь над баронами, которые смели упрекать его в бездеятельности. Он показал им всем, на что способен. Если уж Джон берется за дело, успех обеспечен. Дайте срок, и он возвратит все потерянные земли.
И тут пришли вести из Рима. Папа осмелился отвергнуть кандидата, выдвинутого английским королем, и назначил вместо него Стивена Лэнгтона.
В первый момент Джон от ярости чуть не задохнулся. Он зашлепал губами, выпучил глаза, и слуги бросились врассыпную, зная, что сейчас разразится припадок неистового бешенства.
Джон кинулся к Изабелле, сообщил ей о случившемся. Из его глаз текли слезы ярости, пальцы гневно обрывали золотые пуговицы, швыряли их на пол.
Изабелла лениво спросила, почему король так расстраивается из-за пустяков.
— Из-за пустяков?! — взвизгнул Джон. — Этот римский мерзавец назначил мне своего архиепископа!
— Что это за человек?
— Стивен Лэнгтон? Говорят, великий ученый. К черту ученых! Вот я выколю ему глаза, тогда посмотрим, как он будет книжки читать! Папа пишет, что Лэнгтон — большой умник. Я тоже не дурак, можешь мне поверить!
— Я верю вам, — кивнула Изабелла. — К тому же вы король. Папа не смеет присылать к вам своего ставленника. Или смеет? Ведь он все-таки наместник Божий.
У Джона в углах рта выступила пена.
— Нет, я этого не потерплю! Лэнгтон может оставаться в Риме. Если он посмеет явиться сюда, я
