Джулия наклонилась к уху Лукреции и, таинственно улыбаясь, произнесла:
– Я открою тебе один секрет. Папа – не только мой любовник. Он – отец ребенка, которого я ношу под сердцем.
– Ох, Джулия! Значит, у тебя будет ребенок?! Джулия кивнула.
– Вот почему я так разозлилась на того бродягу. Боюсь, об ЭТОМ уже начали поговаривать, значит, некоторые наши слуги слишком любопытны… и слишком болтливы.
– Не наказывай их, – взмолилась Лукреция. – Такова натура всех слуг.
– А почему это тебя так беспокоит?
– Я просто не хочу думать о наказаниях. Солнышко светит так ясно, площадь выглядит чудесно, и разве апартаменты отца не прекрасны? Скоро Чезаре и Джованни вернутся домой, я выйду замуж. Как все замечательно! И мне просто не хочется думать о том, что кому-то не так хорошо, как мне.
– Порою, – задумчиво сказала Джулия, – ты кажешься такой простой, наивной, но порою тебя очень трудно понять.
Апартаменты Лукреции во дворце Санта Мария. Рабыни и служанки помогают ей одеваться. Одна из служанок приколола к ее платью ленту, другая укрепила в волосах украшенный драгоценными камнями гребень.
Приготовления к бракосочетанию значительно продвинулись вперед. Отвергнутого дона Гаспаро успокоили при помощи трех тысяч дукатов, и вся Италия заговорила об альянсе домов Борджа и Сфорца. Некоторые увидели в нем угрозу своей безопасности, например, делла Ровере решил, что ему предпочтительнее было бы покинуть Рим. Ферранте Арагонский не знал, что об этом думать, и с тревогой смотрел в будущее.
Лукреция видела, что на этот раз сватовство достигло уровня, которого два предыдущих еще не достигали, и теперь уже была почти уверена, что выйдет замуж за Джованни Сфорца.
Поэтому когда в дверь постучался паж и сказал одной из ее придворных дам, что во дворец прибыл некий благородный господин и просит встречи с Лукрецией Борджа, Лукреция решила, что это – Джованни Сфорца.
Конечно же, он поступил неправильно. Ему не следовало являться неофициально: дочь Папы и ее будущий супруг не могут встречаться как обыкновенные слуги, хотя в подобной встрече есть нечто приятное и романтичное! Она оправила складки своего расшитого платья и в последний раз глянула в зеркало из полированного металла. Очень хороша! И вновь подумала об ожидавшей ее любви – той самой, о которой так много говорила Джулия.
– Скажите, что я приму его, – сообщила она пажу.
Но не успела она произнести эти слова, как посетитель уже появился на пороге ее комнаты, и все мысли о романтической любви к будущему супругу мгновенно вылетели из хорошенькой головки.
– Чезаре! – крикнула Лукреция и, забыв все церемонии, кинулась к брату в объятия.
Она услышала его басовитый смех, смех, в котором звучала радость, любовь и что-то еще, что именно, она не поняла, но эти новые нотки ей определенно понравились. Она схватила его за руку и прижалась к ней губами.
– Ты рада меня видеть, Лукреция?
– Как же долго тебя не было!
– А ты вспоминала обо мне хоть время от времени?
– Каждый день, милый Чезаре, каждый Божий день. Я каждый день молилась о тебе Мадонне.
Чезаре нетерпеливо глянул на столпившихся вокруг них служанок. Казалось, в комнате возникла новая атмосфера, и служанки даже стали выглядеть иначе – они замерли, боялись пошевелиться. Лукреция сразу же вспомнила, как давным-давно, еще в материнском доме, все рабы, слуги и служанки боялись Чезаре – а ведь он был тогда совсем ребенком!
– Оставьте нас, – приказала она, – у нас с братом есть о чем поговорить, и разговор этот не предназначен для посторонних ушей.
Им не потребовалось повторять приказание дважды. Брат и сестра обнялись, а затем Чезаре подвел ее к окну.
– Дай-ка мне получше тебя разглядеть, моя Лукреция. Ты очень изменилась!
В ее глазах появилось беспокойство:
– И ты разочарован, да, Чезаре? Чезаре нежно поцеловал ее:
– Напротив, ты стала еще красивее.
– Но расскажи же мне о себе! Ты повидал мир, ты теперь архиепископ. Как странно это звучит! Мой брат Чезаре архиепископ Валенсии. Мне надо быть рядом с тобой очень строгой, мне следует помнить, что ты теперь принадлежишь святой церкви. Но, Чезаре! Ты совсем не похож на архиепископа! На тебе камзол, расшитый золотом, и какая маленькая тонзура! Да у простого монаха и то больше!
Его глаза вспыхнули, он стиснул кулаки, и Лукреция увидела, что он весь дрожит от ярости.
– Перестань, не говори об этом, Лукреция! Архиепископ Валенсии! Да неужто я похож на архиепископа? Клянусь тебе, никто больше не заставит меня вести такую жизнь. Я не предназначен для церкви.
– Нет, Чезаре, нет, но…
– Но один из нас должен уйти в церковь. Один из нас, и этот один – я! Я – старший, но я должен был уступить дорогу моему братцу. Скоро и он приедет домой. Представить только, какой ему будет оказан прием. Как же! Джованни, герцог Гандийский. Да отец больше печется о пальце на его ноге, чем обо мне в целом.
