Глостер вскоре сделался его ближайшим другом, принявшим на себя роль Ментора. Тот в течение десяти лет воспитывал сына Одиссея. Вот и Глостер решил быть таким. Думаю, не только к моему огорчению.
Сроки моей беременности подходили к концу, уже недолго оставалось до того дня, когда мне предстояло разрешиться от бремени. И вот в один из этих дней мы получили известие о приезде в Хэдем кардинала Бофорта и графа Уорика.
Это вызвало настоящую панику среди нас — носителей моей тайны, тех, кто содействовал ее длительному сохранению.
Подобная ситуация бывала и раньше, но тогда моя беременность не была столь явно заметна. Удастся ли скрыть ее на этот раз?.. Что предпринять? Сказать, что больна? Но они наверняка пожелают увидеть меня. Если я откажу, они, естественно, решат, что я нуждаюсь в помощи врачей, которых они и пришлют.
Значит, необходимо принять визитеров, но при этом притвориться больной, что поможет, дай Бог, скрыть мое действительное состояние.
— Вы ляжете в постель, — сказала взволнованная Гиймот. — Мы обложим вас подушками и попросим долго не беспокоить.
— Что, если они станут настаивать на докторах?
— Скажете, у нас есть свой, и единственное, что вам сейчас нужно, по его словам, покой и отдых…
Так-то оно так, но больше всего я боялась, что у меня могут начаться схватки еще до их приезда, или, что страшнее всего, — в то время, как знатные визитеры будут рядом со мной…
Граф Уорик и кардинал сидели у моей постели. Они выражали сочувствие по поводу свалившегося на меня недомогания, я отвечала им, что это временная слабость, мне нужно просто полежать несколько дней в постели; у меня и раньше бывали подобные приступы… Что было чистой правдой.
Причиной приезда высокородных гостей оказалось их беспокойство по поводу того, что герцог Глостер все больше подчиняет молодого короля своему тлетворному влиянию.
— Король не по годам серьезен, — говорил кардинал. — Он произвел прекрасное впечатление на членов совета и парламента, почтив их своим присутствием. Он умеет сосредоточенно слушать, когда говорят другие, и — что удивительно в его возрасте — задавать вопросы по существу и даже вносить дельные предложения. Но править единолично!… Никогда он не заговорил бы об этом в его возрасте, если бы не влияние Глостера. Только по чьей-то подсказке мог он возжелать такое!
— Править! — воскликнула я. — Но это невозможно!
— Разумеется, миледи, — вступил в разговор граф Уорик. — Король всегда был… рос вполне скромным мальчиком, сознающим, что в его возрасте, со всеми его преимуществами и недостатками, он не в состоянии еще возложить на свои плечи истинные обязанности короля вместе со всей ответственностью, вытекающей из них. Но он так изменился, подружившись с Глостером. И за весьма короткий срок…
Я ощутила толчок. Мое дитя зашевелилось в чреве… О Боже, только не сейчас! — безмолвно взмолилась я. Подожди хотя бы чуть-чуть… Совсем немного.
Гости продолжали говорить. Длинно и обстоятельно.
— Необходимо дать ему понять, — услышала я голос кардинала, — что возраст не позволяет пока еще править страной и что он должен прислушиваться к мнению других своих воспитателей и советников, а не исключительно к мнению Глостера.
— Разумеется, — произнесла я через силу, желая только одного: чтобы они как можно скорее ушли.
— То, что юный король, — продолжал кардинал, — уже неплохо знает литературу и военное искусство, не дает ему еще возможности в его годы стать единоличным правителем такого большого государства.
— Надеюсь, мой сын понимает это, — сказала я.
— Не совсем, миледи. Как мы уже говорили вам, он выражал намерение именно так себя повести.
— Нам трудно убедить его, миледи, — сказал Уорик, — потому что Глостер все время нашептывает прямо противоположное.
— А парламент? — спросила я. — Не мог бы он разъяснить юному королю?..
О Господи! Опять толчок… Неужели схватки?.. Нет, не надо!.. Повремени!..
— Члены парламента неохотно идут на это, — ответил Уорик. — Все они подданные короля и не могут или не хотят портить с ним отношения еще до того, как он окончательно вступит в свои права.
— Вас он должен послушать, миледи, — вновь заговорил кардинал. — Вы его мать и можете говорить с ним не как подданный с королем.
— Да, понимаю, — сказала я. О Господи, когда они уйдут?!
— Для этого мы и потревожили вашу милость и надеемся, вы сумеете наставить короля на истинный путь, чем принесете огромную пользу и ему, и всей стране.
Это произнес, кажется, Уорик, а кардинал добавил:
— Он обязательно послушает вас.
— Я поговорю с ним, — сказала я и не узнала своего голоса.
— Благодарим вас, миледи, и лучше, если этот разговор состоится как можно скорее.
— Как только я буду лучше себя чувствовать, — обещала я.
— Не сомневаюсь, — сказал Уорик, — что, если бы король знал о вашем самочувствии, не замедлил бы навестить вас, чтобы выразить сыновнюю озабоченность и почтение.
— Я бы предпочитала увидеться с ним, когда буду на ногах, — ответила я. — Даю вам слово, милорды, что, как только поднимусь с постели, немедленно отправлюсь к сыну…
Я думала, они никогда не уйдут. Кардинал, большой знаток этикета, считал, видимо, неприличным покинуть меня сразу после того, как закончена деловая часть разговора. Но мой измученный вид все-таки ускорил их отъезд.
Мы все вздохнули с облегчением: еще одна опасность миновала. Мои женщины стояли у окна, провожая взглядом удалявшуюся от нашего замка кавалькаду, пока та совсем не скрылась с глаз.
Снова везение осталось со мной — потому что всего через несколько часов после отъезда гостей у меня начались родовые схватки.
В тот же день появился на свет крошка Оуэн.
Слава Богу, и на этот раз все благополучно окончилось и ребенку был обеспечен нужный уход. И вновь со всей остротой встал вопрос, что же нам делать. Ведь еще некоторое время я не смогу вставать и далеко отходить от постели, а уж тем более совершать длительные переезды. Но если так, мой сын Генрих по совету кардинала и Уорика скорее всего сам явится ко мне с визитом, и, разумеется, не один, а с немалой свитой, среди которой могут найтись весьма любознательные и пронырливые личности, которые сумеют многое разузнать и разнюхать в таком небольшом месте, как Хэдем.
Мы рассматривали всевозможные варианты. Сумею я проделать путешествие, если всю дорогу меня будут нести на носилках? Однако можно ли лишить родившееся дитя его матери, да еще на столь длительное время? Но если Генрих приедет в Хэдем, куда девать трех моих детей — Эдмунда, Джаспера и Джесину, не говоря уже о новорожденном Оуэне? Куда спрятать?.. От посторонних глаз еще как-то возможно, а от болтливых языков?..
Не слишком трудным оказалось обвести вокруг пальца кардинала или графа Уорика, приезжавших с тремя-четырьмя сопровождающими, но огромная свита короля… А если с ним прибудет герцог Глостер?.. О Боже!
Гиймот быстрее всех нашла выход и подтолкнула к решению. Она отправилась в ближайшую деревню и отыскала там румянощекую кормилицу. После чего все согласились с тем, что она, две Джоанны и Агнесса со всеми детьми отправятся в замок Хатфилд, где и пробудут до окончания визита короля.
Мы не ошиблись в своих предположениях: прошло совсем немного времени, и мы узнали, что в наших краях идет королевская охота, по окончании которой Генрих пожалует ко мне, так как слышал о моем длящемся нездоровье и хочет повидать меня.
Узнав об этом, мы вздохнули с некоторым облегчением: такое большое число людей, сопровождавшее короля, не сможет разместиться в скромном Хэдеме, а значит, они не задержатся надолго и у них не будет
