Бреннер и Йоханнес одновременно отрицательно покачали головами, и Йоханнес спросил:
— А что с этими полицейскими?
— Это не полицейские, — ответил Салид.
— Вы убили их, — заявил Йоханнес. Странно, но у Бреннера было такое чувство, что Йоханнес притворяется: он не испытывает по этому поводу возмущения, скорее всего, он уже привык к подобному исходу дела.
— Только одного, того, кто стрелял, — помолчав, сказал Салид. — Во всяком случае, я так думаю. Остальные без сознания. У нас мало времени, — он быстро огляделся вокруг. На его лице не было заметно ни тени тревоги, хотя он лучше других знал, в каком безвыходном положении они находились.
— Так чего же мы ждем? — спросил Йоханнес. — Мы должны бежать отсюда!
— Прекрасная мысль, Ваше преподобие, — насмешливо отозвался Салид. — Если бы вы еще нам подсказали, каким именно образом… — он кивнул головой в сторону окна. — Там, должно быть, полно снайперов.
В этот момент послышался страшный звук, доносившийся снаружи и быстро набиравший силу. Салид сразу же замолчал. Бреннер нахмурился и, повернувшись, несколько мгновений смотрел на окно, затем молча прошел мимо Йоханнеса и отдернул штору. Звук тем временем набрал такую силу, что заглушал голоса в комнате. Бреннер понял, что это такое, прежде чем увидел на фоне светлеющего неба прямоугольную тень. Вертолет! Они пустили в ход против них “тяжелую артиллерию”. Очевидно, полиция — или какая-то другая служба — была очень решительно настроена и не хотела, чтобы Салид вновь ускользнул от нее.
— Отойдите от окна! — закричал Салид сквозь грохот вертолета. Бреннер хотел уже выполнить распоряжение террориста, но в этот момент под корпусом вертолета зажегся яркий луч прожектора, который, однако, был направлен вовсе не на окно. Бреннер наклонился и, прижавшись лбом к оконному стеклу, взглянул вниз. Он увидел, что прожектор освещал вход в гостиницу.
— Взломать дверь! — приказал Хайдманн.
Один из трех полицейских собрался было повторить неудачный опыт своего командира и попытаться вышибить дверь плечом. Но товарищи остановили его. Один из них прицелился с расстояния одного метра и послал в замок три пули подряд. Посыпались искры и щепки. Но сама дверь каким-то чудом устояла. Тогда второй полицейский выбил ее ударом ноги. Створка с треском распахнулась, ударившись о стену.
Внутри царила почти полная темнота. Однако обостренный слух Хайдманна и его фантазия позволили ему воссоздать картину происходящих в этом доме событий. Со второго этажа гостиницы доносились выстрелы, крики, шум борьбы, однако где-то совсем рядом что-то шелестело, шуршало и слышались звуки, похожие на звук сыплющегося на мраморную поверхность зерна. Сквозь тихий шум, похожий на шум далеких голосов, доносимых ветром, прозвучал чей-то стон. Казалось, что такие тихие звуки должны были потонуть в грохоте и адском шуме схватки, происходившей наверху, однако Хайдманн слышал их очень отчетливо. Может быть, даже отчетливее, чем треск выстрелов и крики дерущихся не на жизнь, а на смерть людей.
Один из полицейских хотел переступить порог, но Хайдманн остановил его жестом.
— Подождите! — сказал он. Хайдманн осторожно сделал шаг вперед, присел на корточки у самого порога и пристально вгляделся в темноту. Он почти ничего не увидел — лишь какие-то неясные тени и смутные очертания. Но, главное, он сразу же заметил то же жуткое явление, которое видел несколько минут назад на улице: темнота внутри этого дома была живой. Пол, стены, потолок и сама темнота двигались.
Что с ним происходило? К этому времени Хайдманн уже уверил себя, что не видел ничего особенного возле автомобиля американцев, что у него просто расшалились нервы. Но все же дело было не в этом. За двадцать пять лет службы в полиции Хайдманн не раз попадал в переделки, связанные со смертельной опасностью — или, во всяком случае, ему так казалось — и он знал, что такое страх и нервозность во всех их проявлениях. Но те чувства, которые он переживал сейчас, были ему совершенно незнакомы. Он никогда не впадал в панику. А сейчас Хайдманн был близок к этому — и только потому, что увидел какие-то тени, которые толком и разглядеть-то не мог.
Перестрелка на втором этаже не прекращалась. Там, наверху, казалось, шел настоящий бой Внезапно до сознания Хайдманна дошло, что он уже несколько секунд сидит неподвижно на корточках и тупо смотрит в темноту, и что за ним сейчас наблюдают не только сопровождающие его полицейские, но и те, которые сидят в фургоне. Он встал и, держа руку с пистолетом перед собой, словно слепой свою трость, шагнул за порог. Под его ногами что-то захрустело. У Хайдманна было такое чувство, будто он раздавил рассыпанный здесь горох или воздушную кукурузу.
— Смит! — громко крикнул он. — Вы здесь?
Никакого ответа. Грохот стрельбы на втором этаже на мгновение стих, а затем возобновился с удвоенной силой. Глаза Хайдманна постепенно привыкли к темноте, теперь он мог разглядеть окружающую его обстановку хотя бы в общих чертах Хайдманн увидел узкий коридор, ведущий к такой же узкой крутой лестнице. В коридоре было три двери, одна из которых стояла открытой настежь В комнате горел свет, который странным образом освещал только дверной проем, но не падал в коридор Однако Хайдманн был не в состоянии задумываться над подобными феноменами. Он бросил взгляд на лестницу и пришел к выводу, что было бы самоубийством подниматься сейчас на второй этаж. В подобном случае вопрос будет заключаться не в том, застрелят ли его вообще, а только в том, с какой стороны это сделают.
Хайдманн молча сделал знак рукой своим людям, чтобы они следовали за ним, а затем указал им на две закрытые и одну открытую дверь. Полицейские тут же кинулись выполнять его молчаливую команду. Двое из них, вскинув оружие, открыли двери и исчезли за ними. А третий подошел к Хайдманну.
С сильно бьющимся сердцем Хайдманн подошел к освещенной изнутри двери. Он увидел часть небольшой убогой кухни, обставленной дешевой мебелью и оклеенной старыми обоями, узор которых поплыл у него перед глазами. На полу кухни лежал изношенный коричневый коврик.
Внутренний голос подсказывал Хайдманну, что ему лучше не входить в это помещение. Чувство опасности было таким явным, что Хайдманн на секунду замешкался, не решаясь переступить порог кухни. Если бы он был один, то скорее всего не стал бы этого делать.
— Смит! — крикнул он. — Смит, вы здесь? Кеннели!
Никакого ответа. Шагнув в комнату, Хайдманн убедился, что внутреннее чутье не обмануло его: на полу неподвижно лежали два тела. Он сразу же понял, что это — трупы, и догадался, кто это был. Рядом с перевернутой алюминиевой стремянкой у окна лежала седоволосая женщина пятидесяти или шестидесяти лет, одетая в изношенный халат. Это, вероятно, была хозяйка гостиницы. Неподалеку, у самой двери, Хайдманн увидел труп Смита. Агент лежал на спине, и его широко открытые глаза глядели в потолок. С его лицом произошло что-то странное, но Хайдманн, отметив это про себя, не стал сначала задумываться над причинами внезапной перемены.
Он быстро переступил через труп американца и огляделся вокруг. Оружие, которое он сжимал в руках, держа палец на курке, придавало ему уверенность. Несмотря на одолевавшие его пару минут назад сомнения, теперь Хайдманн не задумываясь выстрелил бы в убийцу Смита.
Но в кухне больше никого не было. Преступник не мог спрятаться здесь и не мог незаметно покинуть кухню, потому что запасного выхода не было.
Хайдманн облегченно вздохнул, опустил пистолет и повернулся к неподвижному телу Смита. При этом взгляд комиссара скользнул по лицу сопровождавшего его полицейского. Парень стоял на пороге, замерев в нелепой позе, и не сводил глаз со Смита. В его лице не было ни кровинки, а глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит от ужаса. Он дрожал всем телом.
Даже в этой скверной ситуации подобное поведение показалось Хайдманну необычным. Конечно, настоящие полицейские, не в пример копам из американских сериалов, не каждый день видели трупы, однако они все же частенько видели их. Причем большинство жертв несчастных случаев представляли более кошмарное зрелище, чем жертвы убийств.
Хайдманн хотел что-то сказать по этому поводу, но тут его взгляд упал на распростертое тело Смита, и он сразу понял причину ужаса, охватившего его подчиненного. Все дело было в лице Смита. То, что увидел Хайдманн, не было лицом, хотя оно передавало все грубоватые черты агента ЦРУ. В третий раз у Хайдманна было чувство, что он видит движение в чистом виде, не связанное с каким-либо конкретным материальным телом. Но все это длилось всего лишь долю секунды. Вглядевшись, Хайдманн наконец понял, что именно
