— Троих, а четвертый где?
— Умер от потери крови. Так вот, как вы знаете, бои за плацдарм были очень тяжелыми, и упорными. 102-я немецкая дивизия задействовала в них всю свою артиллерию. Поэтому командование германского корпуса распорядилось, что бы соседняя 251-я дивизия, атакующая Андреаполь, выделила дивизион гаубиц. Это было, по большому счету в их же интересах. Они понимают, что стоит советским войскам закрепиться на правом берегу, то они станут угрожать им с юга. А вот если с помощью огневой поддержки нас здесь потеснят, то тем самым облегчат немцам задачу по взятию города. Все делалось в спешке, командование дивизии успело направить только две батареи и лишь часть тыловых команд. К счастью, ко времени начала вечернего наступления они все равно не успели. К тому же, немцы пожадничали, и выделили мало автотранспорта.
— И оказались правы. — усмехнулся Сергей. — Весь их транспорт они потеряли.
— Кроме этого, командир дивизии еще вернул батарею полковой артиллерии, которую временно забирал у 232-го полка для обороны плацдарма. Туда еще входят две 150-мм гаубицы, которые вы тоже уничтожили.
— Странно, в дивизионной артиллерии 105-мм гаубицы, а в полковой — 150-мм. Жаль, что у нас не было возможности захватить все орудия.
— Да вы и так много сделали. Гаубицы со всем запасом снарядов мы отправили в распоряжение дивизии, а четыре пушки останутся в нашем полку. Я попробую поскорее найти для них наводчиков. Но это еще не все. Оказывается, что один из пленных офицеров лично ездил к командиру 102-й дивизии на согласования, и знает новое месторасположение штаба. Вчера, после того как немцев стали активно теснить, генерал Ансат перенес его, а заодно и штаб вашего любимого 232-го полка, в маленький хуторок недалеко от деревушки Фомино. Это примерно в четырех километрах к западу отсюда.
— Сколько человек охраняет хутор?
— Пленный точно не знает, но наверно человек сто. Видимо неполная рота, поредевшая во время недавних боев. Всех мирных жителей оттуда, естественно, выселили. Но атаковать мы не сможем — сразу предупредил капитан мой вопрос — германцы успели укрепиться, и всего нашего полка для атаки недостаточно. К тому же, пока мы будем штурмовать вражеские позиции, к ним успеет подойти помощь. Не забывайте, что недалеко в селе находятся два или три батальона, пусть и изрядно поредевших.
— Товарищ капитан — я перешел на официальный тон — Сегодня нам точно известно расположение штаба дивизии, а завтра его, вполне возможно, перенесут. Когда немцы узнают, что мы захватили в плен артиллерийского офицера, то поймут, что он нам все рассказал. На подготовку нового места для штаба много времени не понадобится. Считаю необходимым обстрелять хутор как можно скорее, лучше всего этой же ночью.
— Идея хорошая, нам могут для этого выделить один дивизион 122-мм гаубиц 619-го гаубичного полка, и минимум, десять-двенадцать выстрелов на каждое орудие. Этого вполне достаточно. Но с наших позиций хутор не просматривается, на карте он не обозначен, и без корректировщика мы штаб скорее всего не накроем.
— А авиация нам не поможет?
— Нашей ударной группе на плацдарме придали авиадивизию смешанного состава, и несколько самолетов они конечно согласятся послать на такую цель. Но до вечера бомбы им завезти не успеют.
— В таком случае мы пошлем корректировщика на западный берег. Как вы полагаете, товарищ капитан, с какой стороны нам лучше идти?
— С юга нельзя. Хотя наш полк и укрепился на правом берегу в Данилово, но рядом полно немцев. С наших позиций переправляться тоже не стоит. После вашего ночного рейда немцы должны стать умнее, и выставить больше постов. Я предлагаю произвести вылазку с севера, близ Андреаполя. Германцы сейчас постоянно штурмуют город и знают, что у защитников еле хватает сил обороняться. Поэтому они не ждут атаки, подступы не минируют, и много постов не выставляют. Вот только с рациями у нас плохо. В полку только одна 6-ПК. Что бы найти вторую нужно согласовать, по крайней мере, с начальником штаба дивизии, и неизвестно, когда ее пришлют. Да и не разрешат нам тащить рацию в тыл врага
— А среди трофейного имущества раций разве не было?
— Почему же, было даже две. Специалисты из батальона связи вместе с переводчиком сейчас пытаются в них разобраться. Но, к сожалению, они стационарные.
— Странно, должны же у них быть переносные для корректировщиков.
— Совершенно верно, просто корректировщики вместе со своими рациями вовремя уехали в полк. Еще одну радиостанцию забрал офицер, поехавший в штаб дивизии.
— Товарищ капитан, но телефон и пара километров провода найдутся?
— Это я могу обещать.
— Тогда предлагаю следующий план: нашу рацию вместе со связистом мы оставляем на переднем крае южнее Андреаполя. Он будет поддерживать связь с гаубичным полком. Еще дадим ему полевой телефон, а сами поползем вот в этот лесок в тылу у немцев. При пересечении переднего края немецкой обороны провод будем маскировать. А дальше в маскировке необходимости нет. Если какой-нибудь патруль и заметит провод в темноте, то решит, что он ведет к своему посту. Потом отходим в лес примерно на километр, выбираем высокое дерево, с которого видно село, и начинаем корректировку.
— Выполнить этот план будет нелегко, но другого выхода действительно нет. Что касается командира группы, то как я понял, вы претендуете на это место. Конечно, нужно бы вам отказать, но ваша ночная операция была проведена очень успешно, а штаб представляет собой такую важную цель, ради которой можно рискнуть. Так что…
Тут в дверь негромко постучали.
— Разрешите, товарищ капитан.
Судя по петлицам младшего лейтенанта НКВД, это явился наш особист, которого я так опасался.
— Разрешаю.
— Проходи, а то мы уже заканчиваем пирушку. Тебе штрафную за опоздание. — Похоже, Иванов был на ты со всеми, кроме командира.
Сергей еще раз разлил всем из спиртового чайника, но мне, к счастью, на донышко.
— Есть какие-нибудь новости?
— Да нет, товарищ капитан, меня вызывали в армейский отдел для инструктажа по перебежчикам.
— Странно. После того, как от нас забрали литовцев, в нашем полку такой проблемы больше не было. Дезертирства, правда, случались. Хотя в бою точно не скажешь — погиб боец, в плен попал раненым или на самом деле сбежал подальше в тыл.
— У нас не было, а вот на некоторых участках фронта такие случаи происходили: начитается несознательный боец вражеских листовок, и по глупости поверит тому, что там пишут. А потом ночью перебегает к врагу и сам, сам сдается в плен. В нашей дивизии народ, конечно, сознательный, да и река здесь. Но вот кое-где, к сожалению, такое происходит все чаще.
— Вот значит, как бывает. — Козлов медленно начал рассказывать — Мы то в окружении только один раз и были, да и то сразу вышли. А вот некоторые части по три раза попадали, и выходили с боями. Я беседовал с некоторыми из таких товарищей. Они рассказывали, что когда у окруженцев заканчиваются боеприпасы, продовольствие, медикаменты, а линия фронта далеко, то многие бойцы слабые духом, от отчаяния бросали оружие и сдавались немцам. Их можно понять, хотя и не простить. А вот как можно сдаться без окружения я вообще не понимаю. Хотя, в Империалистическую было намного хуже. Тогда не было механизированных частей, не было стремительных прорывов танков и быстрых окружений. И все-таки миллионы наших солдат тогда сдавались в плен.
— Мне некоторые фронтовики рассказывали, как бороться с перебежчиками. — опять не удержался я.
Особист первый раз внимательно посмотрел на меня. До этого он делал вид, что я ему совершенно не интересен.
— Несколько смелых бойцов берут компактное оружие — пистолеты, а если есть то автоматы, прячут под одеждой или закрывают котелком. Они идут к немецким позициям, размахивая листовкой-пропуском, и крича 'нихт шассен, битте бред' и прочую ерунду. Немцы сейчас, в начале войны, еще непуганые и думают,
