У Гартмана не было времени наблюдать за битвой, но он заметил, что муравьи определенно не видели в крысах-мутантах своих противников. Огромные грызуны неслись на моронов, стоящих на пути, но не предпринимали попыток напасть на них. Мороны, со своей стороны, не стреляли в крыс, а сосредоточились на трех танках и людях, вышедших из кораблей. Через несколько секунд крысы исчезли среди армии муравьев. Их настоящая цель была в другом.
Гартман выругался, остановил танк и подал его немного назад, когда мороны начали стрелять по нему. Их крошечные лазерные пистолеты едва ли могли причинить ущерб стальному корпусу. Однако Гартман знал, что и сотни одновременных выстрелов броня танков не сможет долго выдерживать.
Но Кайл говорил о трех, самое большее пяти минутах. Где же, черт возьми, это таинственное подкрепление, о котором он сообщил им?
Гартман мельком взглянул на часы и увидел, что с момента начала их атаки не прошло еще и двух минут. Он засомневался вдруг, что им удастся продержаться хотя бы пять минут. Его взгляд искал круг трансмиттера, в то время как руки сами собой скользнули к ручкам управления оружием и по моронам были выпущены шоковые залпы и ослепляющие гранаты. Внешнее переговорное устройство «Леопарда» издало пронзительный вой, что было мучительно для чувствительного слуха муравьев и окончательно привело их в замешательство.
Поток муравьев, попадавший в радиус действия трансмиттера, прервался, так как все больше насекомообразных воинов бросали свои ноши и поворачивались, чтобы броситься навстречу неожиданно появившемуся противнику, но цепь планеров продолжала исчезать в том же темпе в бушующем черном Ничто, словно сверкающие жемчужины из стали.
А затем, как будто мороны ждали момента, чтобы продемонстрировать свои возможности, первый планер неожиданно повернул в сторону, застыл на мгновение неподвижно и взял курс на танки. Остальные планеры присоединились к нему через несколько секунд. И тут неожиданно что-то ярко сверкнуло. В следующее мгновение один из танков превратился в извергающийся вулкан из огня и расплавленной стали.
Гартман действовал не раздумывая. Молниеносным движением он развязал ремень безопасности, вскочил, нажал на кнопку автопилота и другой рукой подхватил Нэт.
– Скорее вон отсюда! – крикнул он.
Над их головами взвыл рубиновый лазер. Темно-красный луч разорвал на куски один из планеров и поджег огромную площадь ангара в ста метрах от них. Лазерная пушка второго танка также выпустила смертельный луч. Огонь и горящие обломки трещали на полу, но в тот же миг попали во второй танк, и он тоже взорвался. Как только Гартман и Нэт выпрыгнули из танка, что-то попало и в его башню, и «Леопард» превратился в ярко светящийся факел. Взрывная волна и раскаленный воздух с силой швырнули Гартмана и Нэт на пол ангара и опалили их легкие.
На короткий миг Гартман ощутил, что теряет сознание. Жара была невыносимая. Казалось, что лицо и руки горят. Он не мог дышать, со стоном шарил вокруг себя, ощущая под руками лишь раскаленный пол, затем коснулся руки Нэт.
Жительница пустыни застонала от его прикосновения, и этот стон привел Гартмана в сознание. С силой, неизвестно откуда взявшейся, Гартман уперся руками в колени, ухватил Нэт за руку и оттащил к горящим остаткам «Леопарда», который хоть на несколько секунд мог защитить их от лазерных лучей моронов. Его глаза слезились и сквозь кровавую пелену он увидел, что мороны атакуют непрерывно. Их огонь не был прицельным, и большинство выстрелов пришлось на бронезащитные костюмы людей. Но костюмы выходили из строя один за другим. Превосходство моронов было огромным.
– Это… безумие, – простонал Гартман. – Пушечное мясо. Мы не более чем… пушечное мясо для этих… бестий.
Лазерный луч ударил рядом с ним в остатки танка и осыпал их горячими каплями расплавленного металла. Гартман вскрикнул от боли, но у него не было сил защититься руками. Все вокруг перед ним расплылось, стало нереальным, легким… Он подумал, что умрет, став жертвой этой бессмысленной битвы, в которую он повел своих людей, прекрасно зная об этом.
Собрав последние силы, Гартман вытянул руку и попытался коснуться Нэт. Он хотел ощутить ее в свой последний час.
Неожиданно огромная уродливая тень выросла перед ним. Стальные когти схватили его руку, отбросили ее в сторону и приблизились к горлу. Гартман приподнялся в отчаянии, ударил кулаком в лишенное выражения лицо насекомообразного и с болезненным криком откинулся назад, когда когти морона разорвали его предплечье. Два ужасных когтя держали его руку как в стальных тисках, два других приближались снова к его горлу, и на этот раз у Гартмана уже не было сил сопротивляться.
В этот миг в двери горящего танка появилась еще одна тень. Морон неожиданно побежал, потащив за собой Гартмана как куклу – и тяжелое тело человека от ударов билось об пол ангара. Падая, морон с силой бросил Гартмана, и тот упал.
Он почти потерял сознание, но невероятное видение дало ему энергию и силы прийти в себя.
Это был Кайл. Его костюм до неузнаваемости обуглился, лицо, руки и плечи превратились в одну ужасную рану. Но ведь человек просто не должен был выжить после таких ожогов! Однако он не только двигался, у него хватило сил победить огромного морона!
Муравей приподнялся, пытаясь освободиться от противника и ударить своим ужасным когтем в его незащищенное лицо, и неожиданно замер.
Им представилась та самая жуткая картина, которую Гартман уже наблюдал на мониторе на станции в Айфеле, но теперь он увидел все в непосредственной близости.
Движения морона ослабли. Гартман мог видеть, как вся сила улетучилась из удлиненного туловища насекомообразного и что-то угасло в его фасеточных глазах. Но только на секунду. Затем в его глазах появилось новое выражение.
Кайл отпустил муравья, встал на четвереньки и неподвижно застыл. Его дыхание участилось. Он задрожал всем телом, а лицо исказилось от боли. Он начал восстанавливаться.
Широко раскрытыми глазами Гартман наблюдал, как стремительно залечивались жуткие раны мега- человека, и на месте ожогов вырастала новая кожа.
Гартман не мог этого вынести. Черити рассказывала ему об ужасных способностях этих существ. Но одно дело слышать об этом и совсем другое видеть. Он ничего не ощущал, кроме испуга.
