любого рода нервного напряжения или неожиданно резких внешних влияний. Любой из этих факторов может привести к самым печальным последствиям, оба они — при одновременном воздействии — почти непременно вызовут вышеупомянутые последствия. Если же состояние больного начнет ухудшаться, то остается последнее средство: горячие ванны и паровые ингаляции — чтобы облегчить кровоток, а затем — пиявки, для дальнейшего улучшения кровообращения.
— Горячие ванны и паровые ингаляции? — переспросил Крот, вспомнивший, как не любил Рэт жаркую и влажную погоду.
— Пиявки? — передернулся Барсук, у которого были свежи воспоминания о том, как при помощи этих мерзких созданий пытались лечить хронический кашель тети его служанки (вскоре после чего несчастная благополучно скончалась).
— Именно так, — подтвердил врач. — Завтра утром я снова навещу больного. Тем временем сделайте одолжение и дайте ему вот эти таблетки. До этого момента я воздерживался от применения медикаментозных средств, но теперь, полагаю, кое-какие лекарства ему не повредят. Всего доброго. Счет я перешлю вам по почте.
Какая-то двусмысленная, даже неприятная, улыбка промелькнула на лице врача; он ушел, даже не заглянув напоследок к больному.
Впрочем, его уход ничуть не огорчил Крота, а скорее, наоборот, вывел из шока и подтолкнул к активным действиям.
— Это я-то — бабушка-знахарка? — заявил Крот. — Паровые бани? Пиявки? Дайте-ка мне поглядеть на Рэта, прежде чем я позволю дать ему хоть одну из таблеток этого докторишки. Кстати, он действительно не давал ему никаких лекарств?
— Насколько я помню, нет, — ответил Барсук.
Понюхав воздух в комнате, Крот возразил:
— Когда я пришел, здесь пахло лекарством или какой-то мазью.
Вскоре общее руководство деятельностью всех друзей заболевшего Рэта перешло к Кроту. Сын Морехода был наготове, чтобы в любой момент отвезти Крота в Кротовый тупик, если тому вдруг потребовалось бы что-нибудь из домашних припасов. Портли приставили поддерживать огонь в камине, а Племянник получил указание навести порядок в кухне и гостиной, где все было перевернуто вверх дном. Только после этого Крот позволил себе подойти к постели больного.
— Привет, старина, — сказал он, взяв в лапу ладонь Рэта.
Из груди Водяной Крысы вырвался едва слышный стон.
— Ты меня слышишь?
Еще один — утвердительный — стон.
— Можешь сказать или показать, где у тебя болит?
Пальцы Рэта сделали едва заметное движение вдоль тела, словно устало говоря: «Везде».
— Не слишком-то вразумительно, Рэтти, — твердо сказал Крот. — Ты уж постарайся уточнить.
Рэт сосредоточенно нахмурился и с трудом положил лапу на живот.
— Здесь болит? — уточнил Крот, прикасаясь к животу больного в разных местах. — Или здесь?
Тем временем Рэт промычал что-то чуть более осмысленное и членораздельное.
— Смотри-ка, он пытается говорить, — удивился Барсук.
— Глаза открыл, — кивнул Крот, — хороший признак.
Рэт действительно открыл глаза и даже попытался заговорить. Впрочем, толку от этого разговора было мало.
— Хорошо было, — вздохнул Рэт. Барсук удивленно пожал плечами, а Крот спросил:
— Что было хорошо, старина?
— Даже не знал, что так бывает! Прикосновение к Востоку! Кусочек Аравии! Нет, это того стоило!
— Какой еще Аравии? — не надеясь на ответ, переспросил Крот и переглянулся с Барсуком: им обоим было ясно, что болезнь Рэта прогрессирует с каждой минутой.
Рэт тем временем впал в какую-то прострацию, завращал глазами и стал беспорядочно водить лапами перед собой.
— Рэтти, дружище, поспал бы ты еще, — предложил ему Крот.
— А что, ты хочешь сказать, больше ничего не осталось? — удивленно и обиженно спросил Рэт и, не дождавшись ответа, повернулся к друзьям спиной. — Ты тоже должен попробовать, — донесся с постели сонный голос. — Я тебе говорю, Крот, как лучшему другу. Не обижайся, но это было ничуть не менее вкусно, чем твой знаменитый укропно-чесночный суп.
Глаза Крота блеснули; он вздохнул, наклонился над кроватью и строго спросил:
— Рэт, скажи, что ты ел вчера на ужин?
— И ничуть не хуже, чем твой айвово-тутовый десерт. Так что я рекомендую тебе…
— Рэтти, немедленно проснись!
Но Рэт Водяная Крыса уже крепко спал; болезнь явно отступила, предоставив сну восстанавливать силы выздоравливающего.
— Он что-то съел, — заявил Крот с весьма мрачным видом, — и это было что-то не то. Однажды я уже видел Рэтти в похожем состоянии, когда он переусердствовал, поедая мой пирог с грибами и капустой и тушеные кабачки в соусе из цветной капусты.
— Но это же одно из твоих лучших осенних блюд, — удивился Барсук.
— Вполне возможно, но, как оказалось, не для всех. У Рэта от него несварение желудка. А разговоры о Востоке и Аравии наводят меня на мысль о том, что это Крысенок приложил лапу к тому, чтобы приготовить что-нибудь экзотическое для нашего дорогого Рэта.
Вызванный для обстоятельного разговора, Крысенок подтвердил, что накануне действительно готовил ужин для себя и Рэта.
— Он сам предложил мне попробовать, — сказал он. — Нам уже порядком поднадоели жареные ерши с картошкой, и я решил попробовать сам сварить кой-чего на камбузе. Рэтти согласился с этой идеей, а когда узнал, что мой отец прислуживал на кухне у халифа Аль-Басры, то и вовсе решил во что бы то ни стало отведать восточных блюд, о которых я ему, бывало, рассказывал.
— Эх, Рэтти, Рэтти, — вздохнул Крот, — знаешь ведь, что острая экзотическая пища тебе противопоказана!
— В общем, на той неделе, когда мы с Выдрой были в Городе, я разыскал лавку, торгующую всякими редкими приправами и продуктами (специально для тоскующих по Дальним Краям моряков), где и закупил все необходимое. С того дня я заступил на вахту на нашем камбузе. Начали мы с монгольских раков в малайском бананово-фасолевом соусе…
— Раки! Нет, вы слышали, он накормил старину Рэтти раками, да еще какими-то монгольскими! — сокрушался Крот.
— Да, дядя, — кивнул Племянник. — К тому же в фасолевом соусе, да еще с бананами. Лучше не придумаешь!
— …потом очередь дошла до моего варианта папиного любимого цыпленка по-шальджамийски.
— Как-как?
— По-шальджамийски. Это цыпленок, тушенный в густом соусе из редьки и козьего сыра.
— Редька! Ничего себе!
— Но по-настоящему ему понравились крабы по-касерски, которые подаются с баклажанами, слегка обжаренными на кунжутном масле с куркумой и репчатым луком.
— Крабы! Баклажаны! Жаренный невесть с чем лук! — безнадежно повторял Крот.
— Нет, лук сырой, — поправил его Крысенок, — его добавляют в последнюю очередь уже в готовое блюдо.
— Сырой, — мрачно повторил Крот. Решив, что с него хватит леденящих душу историй об экзотических кушаньях, он подошел к постели больного и громко, почти крича, приказал:
— Рэт, немедленно просыпайся!
С явной неохотой Рэт открыл сонные глаза.
— Нечего удивляться, друг мой, что тебе стало плохо, ты наелся всякой… незнакомой пищи, которую
