Тоуд-триумфатор

удержать Крота на прямой дорожке. Когда они подошли к ступеням террасы Тоуд-Холла и услышали голоса друзей, доносившиеся из дома, Рэт остановился и положил лапу на плечо друга:

— Крот, дружище, выбрось ты из головы эти опасные мысли и воздержись от разговоров о браке с друзьями и знакомыми.

— Даже с Племянником? — удивился Крот. Он-то надеялся, что когда-нибудь Племянник устроит свою жизнь и заведет семью и тогда Крот все-таки сможет принести какую-то пользу новому поколению. Он, конечно, никогда не осмелился бы высказать столь смелую надежду, и больше всего — Племяннику, но что толку притворяться, будто он и не помышлял ни о чем таком! Ведь эти его простые мечты никому не могут принести никакого вреда.

— Особенно с Племянником, если ты желаешь ему счастья и благополучия, — твердо ответил Рэт. — Ты должен предостеречь его от подобных порывов, Крот, если они когда-нибудь возникнут. Пусть он будет все время занят действительно важными вещами, это самое лучшее. А теперь пошли посмотрим, насколько серьезно Тоуд заражен этой вредной идеей.

Крот рассудил, что лучше ему не продолжать свои недоуменные расспросы, и они поднялись по ступенькам, прошли через террасу и присоединились к друзьям в зимнем саду Тоуда.

По предупреждающему взгляду Барсука и несколько утомленному виду Выдры они поняли, что прибыли как раз вовремя. Было совершенно ясно, что Тоуд возбужден и вместе с тем совершенно измучен, короче говоря, пребывает в истерическом состоянии.

Он возлежал на подушках на резном дубовом диванчике, то и дело вздыхая и отирая лоб, что, впрочем, не удивляло, потому что в зимнем саду действительно было очень жарко.

— Прошу тебя, Рэтти, будь другом, закрой дверь, а то сквозняк надует мне горячку!

— Ты ее схватишь скорее от жары, — коротко ответил Рэт, — если уже не схватил.

— Пожалуйста, не нервируйте меня! — взмолился Тоуд, чуть приподнявшись. — Мне нужен покой, чтобы подготовиться к предстоящему испытанию.

— Испытанию? — изумился Рэт. — Я думал, мы все здесь для того, чтобы посмотреть как ты будешь позировать какому-то скульптору.

Физиономия Тоуда выразила отчаяние с примесью самоотречения. Такое лицо бывает у родителя, объясняющего ребенку то, что он пока не в силах понять.

— Сегодня одна дама, всемирно известный скульптор, в этой самой комнате положит начало одному очень важному событию. Впрочем, возможно, это будет на террасе. Мы не вправе указывать ей.

— Еще бы! — с готовностью подтвердил Выдра, подмигнув Рэту. Тоуд принял все за чистую монету и сказал:

— Ты славный парень, Выдра, и я замолвлю словечко, чтобы тебе тоже досталась роль, пусть маленькая и эпизодическая, в нашем грандиозном замысле.

— Это очень любезно с твоей стороны, Тоуд, — широко улыбаясь, сказал Выдра.

— Гм! — почти одновременно произнесли Барсук и Рэт, потому что оба уже поняли, что Тоуд, как всегда, поднимает много шума из ничего.

Оба сожалели, что не могут высказать, что думают, яснее, но с Тоудом всегда рискуешь получить результат совершенно противоположный ожидаемому. Кто может поручиться, что одно неверное слово или слишком грубый нажим на их неустойчивого друга не вызовут безудержный рост зловредного сорняка — мысли о браке, так неосмотрительно посеянной Кротом?

Барсук и Рэт, закаленные бойцы, испытанные в деле усмирения Тоуда, понимали, что любая попытка усомниться в его затее или умалить профессиональное достоинство «всемирно известной» скуль-пторши неминуемо толкнет эту особу в покровительственные объятия Тоуда. Ничто так успешно не пробуждает в мужчине защитника и влюбленного, как чьи-то сомнения в том, хороша ли его избранница, не ошибся ли он в выборе.

Допусти друзья эту ошибку, и мимолетное знакомство перерастет в любовь до гроба, а дамочка ловкая и сметливая способна быстренько превратить обыкновенное признание в любви до гроба в прочную связь, как духовную, так и законную, разорвать которую действительно сможет только смерть. Они не обсуждали этого так долго и именно в таких выражениях, но и Барсук, и Рэт понимали, что здесь-то и таится главная опасность и обойти ее будет не так просто.

Выдра удобно устроился рядом с Тоудом и, попивая чай, с интересом разглядывал журнал, лежавший на маленьком столике. Название было зловещее: «Журнал для Дам», а обложка имела столь смелое цветовое и композиционное решение, что, заметив такое издание в доме холостяка, всякий понял бы, что положение критическое.

Какие-то продамски настроенные силы уже успели потеснить Барсука и Рэта с флангов, подсунув провокационную литературу прямо под нос Тоуду. Потому-то, наверно, Барсук и был так неспокоен: расхаживал туда-сюда, отражаясь в больших зеркальных панелях, и поминутно то вынимал, то прятал обратно в карман свои часы.

— Крот, мой дорогой старый друг, ты здесь? — слабым голосом прошептал Тоуд, притворяясь, что не видит Крота. — И ты тоже, Рэтти? Подойдите поближе, потому что мне больно открывать глаза. Подойдите, чтобы я лучше слышал ваши родные голоса.

Вокруг Тоуда стояли растения в горшках самых разных размеров, в одной руке он держал веер с японским орнаментом, в другой — платок, смоченный лимонным бальзамом, чудодейственным подкрепляющим средством для немощных жаб, которым предстоит светский раут.

Все склонились над Тоудом: Рэт — едва скрывая раздражение, Крот — сочувственно и ласково, потому что их бедный друг действительно выглядел больным. Тоуд тихонько застонал, когда они стали придвигать стулья, чтобы расположиться вокруг него. Как они гремят стульями! Он просто не может этого вынести!

— О-о! — стонал он. — А-а!

— Тоуд, но ведь еще вчера ты был в добром здравии, — с тревогой сказал Крот. — Что случилось? С чего ты вдруг заболел?

— Я не болен, дорогой Крот. Я просто настраиваюсь и вас призываю последовать моему примеру, потому что Мадам очень скоро начнет сеанс. Не скажешь ли, Барсук, который час, если тебе не трудно?

— Без двух минут три, — безучастно ответил Барсук, потому что как раз в эту минуту ему пришла в голову одна мысль. — Ты, кажется, назвал свою кузину мадам? Ты ведь не хочешь этим сказать…

— Хочу! — с видимым удовольствием ответил Тоуд. — Наша семья распространилась по многим странам и климатическим зонам. Моя кузина, знаменитая художница и скульптор, — француженка.

Надо ли говорить, какое смятение и ужас вызвало это сообщение, так небрежно оброненное Тоудом! Англичанка — это одно, француженка — совсем другое, и не исключено, что бороться с ней просто выше их сил. Особенно если француженка — из рода Тоудов.

— Раз она француженка, — раздраженно сказал Барсук, — значит, она из Франции; а раз она скульпторша, значит, из Парижа, потому что, всем известно, он битком набит художниками и богемой. Очень неразумно и недальновидно было приглашать бывшего врага королевства в…

— О, со мной ты можешь выходить из себя, ругать меня, если хочешь, но с моей кузиной, мадам д'Альбер, прошу тебя обращаться вежливо и почтительно. Она не такая, как другие скульпторы. Она способна разглядеть кое-что там, где другие, менее талантливые, не видят ничего. У нее миллион достоинств, ее талант огромен, и те творения, которыми она уже осчастливила мир…

— Тоуд, — сурово прервал его Барсук, — ты все это выдумал?

— Нет, конечно! Мадам, прослышав о нашем родстве, прислала мне письмо, и я ответил ей, между прочим упомянув, что подумываю заказать свой бюст. И тогда она, великий скульптор, немедленно откликнулась и написала, что желает самолично изваять мой бюст. И еще она была так добра, что выслала мне журнал, значительная часть которого посвящена ее искусству, и то, о чем я говорил, я вычитал оттуда. Выдра, передай, пожалуйста, журнал нашему недоверчивому другу или, будь добр, почитай нам из него вслух, чтобы скоротать время до ее прихода.

Выдра очень обрадовался возможности почитать вслух, хотя Барсук и Рэт предпочли бы, чтобы он этого не делал. Найдя нужную статью и место, откуда цитировал Тоуд, Выдра прочитал следующее: