уже перестал сопротивляться и только в отчаянии озирался, Прендергаст учтиво и спокойно спросил:
— Вы звали, сэр?
— Я звал
— Да, сэр? — сказал Прендергаст очень спокойно, поощрительно улыбаясь, надеясь умиротворить Тоуда.
— Я нашел свою удочку в оружейной, Прендергаст, но не смог найти ни коробочки с мухами, ни шпульки, ни…
— Ты собрался
— Да, я хотел, пока на меня не напали и насильно не вырвали удочку у меня из рук, — ответил Тоуд с оскорбленным видом. — Я думал, это поможет мне немного развеяться. Что? Непонятно?
— Тоуд, я что-то не припомню, чтобы ты раньше ходил на рыбалку, — сказал Выдра и удивленно поинтересовался: — С чего это ты вдруг сейчас…
— Я любил рыбалку в молодости, — уныло сказал Тоуд, — и я подумал, может быть, теперь, когда я обрел любовь, мне снова понравится это занятие. Там, у реки, под размеренный плеск ее вод, я сложу стихи о даме, покинувшей меня…
Друзья обменялись серьезными и многозначительными взглядами, но позволили ему продолжать.
— Видишь ли, Барсук, любовь пробуждает во мне давно забытые воспоминания и настроения. Ты, конечно, помнишь строки одного безнадежно влюбленного поэта:
В оригинале были Филис и Дамон, но Тоуд легко заменил их Флорентиной и собой и теперь собирался закончить стихи несколькими строками о… рыбной ловле. К сожалению, Барсук уже начал терять терпение и попытался прервать Тоуда, но тот, всегда готовый шокировать аудиторию, совершил роковую, поистине роковую ошибку — дочитал стихотворение так, как оно звучало в оригинале:
Здесь Тоуд возвысил голос и закатил глаза, как безумный, перед тем как продекламировать заключительные, разящие наповал строки:
— Разумеется, — немедленно пояснил Тоуд, — я не имел в виду…
— Эй, Племянник, погоди-ка отпускать его! — велел Барсук, вовсе не склонный шутить. Хотя его несколько и успокоил ровный голос Тоуда, он опасался, что это может лишь означать, что больной вступил в тихую фазу болезни, от которой один шаг до следующего приступа безумия. И его версия подтвердилась, когда Тоуд прочел две последние строки стихотворения.
— Сдается мне, Тоуд, дружище, — сказал Барсук, стараясь, чтобы его голос звучал ласково, но твердо, — что для твоей же пользы тебя следует запереть…
— Для моей же пользы! — вскричал разгневанный Тоуд.
Барсук тяжело вздохнул. Ему стало ясно, что тихая фаза действительно очень коротка.
— Да, запереть. Но у тебя будет все, что ты захочешь…
— Но я плачу за это! — закричал Тоуд, опять стараясь вырваться и наконец постигая, куда клонит Барсук. — Это все и так мое!
— …и сколько бы ни продлилось у тебя это… наваждение…
— Разумеется, любовь — наваждение, болваны! — завопил Тоуд, внезапно разразившись диким хохотом. — Это удивительное, умопомрачительное наваждение! От него даже болит голова. Вот потому-то рыбалка в тихом месте…
— …сколько бы ни продлились эти твои… обманчивые переживания…
Тоуд вдруг затих, убедившись, что сопротивление бесполезно и лишь истощает его силы.
— Что вы со мной сделаете? — спросил он жалобно.
Барсук понял, что цикл болезни в общем завершился и теперь больной опять впадает в тоску и мрачность.
— Мы поместим тебя в спальне и вызовем доктора, он будет давать тебе что-нибудь успокоительное, пока ты не выздоровеешь.
— Пожалуйста, Барсук, — взмолился Тоуд, вывернувшись из рук Племянника и упав на колени. — Не делайте этого! Я не перенесу заточения. Я не выживу, если у меня отнимут свободу! Будьте милосердны!
Барсук подошел к Тоуду, тронутый его отчаянными мольбами. Ни одно животное не станет по дорой воле лишать другого свободы, особенно если это его друг.
— Послушай, Тоуд, — сказал Барсук, — мы здесь все друзья и можем говорить откровенно. Мы чувствуем, что в твоем поведении опять появилась та… необузданность, которая уже ввергала тебя в разные беды и принесла тебе столько унижений. Мы призваны спасти тебя от твоей же собственной слабости. Если бы Крот и Рэт были здесь, они сказали бы то же самое.
— О, я знаю, ты прав! — патетически воскликнул Тоуд. — Горе мне! Я обрел счастье лишь затем, чтобы испытать муки отчаяния! — И он стал всхлипывать еще горше, чем раньше, а друзья кинулись утешать его.
Все еще всхлипывая, Тоуд нашел глазами Прендергаста, стоявшего в сторонке, как будто чего-то ожидая. И, встретившись взглядом с Прендергастом, Тоуд подмигнул ему раз и другой.
— Дорогой Барсук, и ты, заботливый Выдра, и ты тоже, Племянник, мне очень жаль, что я причинил вам боль. Я лишился рассудка от любви и горя, это правда. Несомненно, я сам себе злейший враг, и меня следует запереть. Я охотно сделаю, как вы считаете нужным, но окажите мне одну последнюю любезность!
Увидев, что Тоуд совершенно примирился и с самим собой, и с необходимостью суровой меры, предложенной друзьями, они ослабили хватку. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы Тоуд встал, правда по-прежнему опустив голову и ссутулившись, и пронзительно взглянул на Прендергаста.
— Конечно, дорогой друг, — ответил Барсук. — Если мы что-то можем для тебя сделать…
— Прендергаст, как там тот предмет, что мы с вами поставили на хранение, когда вы поступили ко мне на службу?
— В порядке, сэр, — спокойно ответил Прендергаст, сразу уловив суть просьбы хозяина.
О, как приятно щекотало нервы Прендергаста все происходящее! Насколько же тут было увлекательнее, чем в доме его светлости! Это правда, совсем недавно в нижней гостиной он проявил было слабость и чуть не вступил в сговор с врагами своего хозяина. Но теперь, видя героические попытки славного мистера Тоуда сразиться со злой Судьбой и с недругами, то есть устроить побег, как он мог не помочь ему!
