— Школа Джесс неплохо справляется, причем в весьма непростых обстоятельствах, — заявил Крайтон. — Когда Джесс оканчивала школу, пятьдесят один процент учащихся сдал выпускной экзамен на удовлетворительные оценки, что на одиннадцать процентов больше, чем за год до этого.
— Замечательно. Какое, должно быть, утешение для вас.
Мы взглянули на Джесс — она показала нам средний палец.
— Все дело в том, что вы были
Я забыл, что Джесс относится к подобным выражениям так же, как расисты относятся к чернокожим: она их ненавидит и хочет засунуть обратно — туда, откуда пришли. Она бросила на отца презрительный взгляд.
— Во-первых, ей восемнадцать. А во-вторых, я уселся на нее лишь для того, чтобы не дать ей спрыгнуть. Возможно, я вел себя не очень педагогично, но зато, по крайней мере, практично. Простите, что не подготовил полный отчет о случившемся в тот же день.
— Вы занимались с ней сексом?
— Пап, ну какое тебе дело?
Только не это. У меня не было ни малейшего желания ввязываться в спор о праве Джесс на личную жизнь.
— Нет. Ни в коем случае.
— Ой, — сказала Джесс. — Только не надо таким тоном.
— Я слишком ценю нашу дружбу, чтобы все усложнять.
— Очень смешно.
— Собираетесь ли вы поддерживать отношения с Джесс?
— Как вас понимать?
— Думаю, это вам нужно объяснить, как вас понимать.
— Слушай, дружище, я приехал сюда потому, что понимал, как сильно ты, наверное, беспокоишься. Но если ты собираешься и дальше разговаривать со мной в таком тоне, я валю домой на хер.
Лицо словесной расистки немного прояснилось: англосаксы дали отпор римским захватчикам.
— Простите. Но вы уже знаете, через что прошла наша семья. Мне непросто.
— Ха! Можно подумать, мне просто, — возмутилась Джесс.
— Всем непросто.
Похоже, Крайтон решил сделать все возможное, чтобы продолжить разговор.
— Да я уж вижу.
— Но что нам теперь делать? Пожалуйста, если у вас есть какие-то мысли…
— Понимаете, — попытался объяснить я, — дело в том, что мне своих проблем хватает.
— Ясен пень, — сказала Джесс. — А мы все думали: с какой это стати ты оказался на крыше?
— Я понимаю, Мартин…
Похоже, постоянное внимание прессы научило его ко всем и всегда обращаться по имени. Как и остальные роботы Блэра, он пытался убедить тебя, что он — твой друг.
— Я думаю, несколько раз ты… ты свернул с правильного жизненного пути…
Джесс презрительно фыркнула.
— Но я не считаю тебя плохим человеком.
— Спасибо.
— Мы теперь одна шайка, — заявила Джесс. — Правда, Мартин?
— Конечно, Джесс, — устало согласился я, надеясь, что ее отец заметит явное отсутствие энтузиазма в моем голосе. — Мы теперь друзья навек.
— Что еще за шайка? — удивился Крайтон.
— Мы собираемся приглядывать друг за другом. Разве нет, Мартин?
— Конечно, Джесс.
Если бы в моих словах было еще больше усталости и скуки, им бы просто не хватило сил вскарабкаться наверх, ко рту, и вырваться наружу. Я живо представил себе, как они соскальзывают туда, откуда начали свой путь.
— В итоге, вы все будете in loco parentis?
— Это не совсем так, — попытался объяснить. — Это не банда «Локо парентис»… Звучит не очень, согласитесь. Да и что нам с таким названием делать? Устраивать головомойки отцам семейств?
— Заткнитесь оба, задолбали уже. Оба, — не выдержала Джесс.
— Я лишь хочу, — сказал Крайтон, — чтобы вы были рядом с ней.
— Он обещал, — поддакнула Джесс.
— Мне бы хотелось быть в этом уверенным.
— Слушайте, можете хотеть чего угодно, — объяснил я, — но я не собираюсь никого ни в чем уверять.
— У вас ведь есть дети, я правильно понимаю?
— Ну, это как сказать, — отозвалась Джесс.
— Думаю, будет лишним объяснять, как я беспокоюсь за Джесс и насколько легче мне будет, если я буду знать, что за ней приглядывает серьезный взрослый человек.
У Джесс вырвался невольный смешок.
— Я понимаю, вы не… Вы не совсем… И некоторые журналисты…
— Его смущает, что ты спишь с пятнадцатилетними девочками, — разъяснила Джесс.
— Я не на работу пришел устраиваться, — сказал я. — Мне такая работа не нужна, и если вы думаете, что я возьмусь за подобное, вы заблуждаетесь.
— Я лишь хочу попросить вас, в случае, если Джесс будет грозить серьезная опасность, либо предотвратить эту опасность, либо рассказать обо всем мне.
— Да он бы с радостью, — сказала Джесс, — но он банкрот.
— А при чем здесь деньги?
— Потому что если он будет приглядывать за мной, а я решу зайти в какой-нибудь клуб, то его не пустят, поскольку у него нет денег. Вот.
— И что?
— Я могу там накачаться наркотиками и умереть от передозировки. Я умру только потому, что тебе не хотелось раскошелиться.
Я вдруг понял, к чему все это. Работа за двести пятьдесят фунтов в неделю на самом отвратительном кабельном канале страны не только определяет образ мышления, но и развивает воображение. Джесс готова валяться на полу туалета в бессознательном состоянии только ради того, чтобы заполучить лишние двадцать фунтов… Осознавать это было страшно, особенно в моем состоянии.
— Сколько вы хотите? — вздохнул Крайтон.
Он вздохнул так, словно все это — наш с ним разговор, Новый год, мое тюремное заключение — было специально устроено для того, чтобы выудить у него деньги.
— Ничего мне не надо, — ответил я.
— Нет, тебе надо, — не сдавалась Джесс. — Ему надо.
— Сколько сейчас стоит пройти в клуб? — спросил Крайтон.
— За сотню точно можно прорваться, — сказала Джесс.
За сотню? Так мы тут унижаемся ради денег, на которые можно один раз скромно поужинать в ресторане?
— Я не сомневаюсь, что за сотню фунтов можно «прорваться» безо всяких проблем. Но ведь ему не придется этого делать. Ему просто нужно будет заплатить за вход, если у тебя будет передозировка. Я полагаю, он не станет сидеть в баре, пока ты будешь балансировать на грани жизни и смерти в туалете.
— То есть ты хочешь сказать, моя жизнь стоит меньше ста фунтов. Это мило с твоей стороны, особенно после случившегося с Джен. Я думала, у тебя не так много дочерей, чтобы ими разбрасываться.
— Джесс, это нечестно.
