она на самом деле хотела, лучше было не думать.
Вдали зазвенели колокольчики, и через секунду из темноты выскочили лайки и помчались к зданию. Как трусиха, каковой она, несомненно, и являлась, Лилиан поспешила уйти. Она не могла встретиться с Тимом, пока не восстановит контроль над разгулявшимися чувствами, а это, судя по ее теперешнему состоянию, вряд ли случится сегодня вечером.
Но избежать его физического присутствия вовсе не означало выбросить Тимоти Эванса и из своих мыслей. Как бы быстро она ни ретировалась в свой номер и как бы глубоко ни забилась под пуховое одеяло, воспоминания о его словах, взглядах, безмолвных признаниях преследовали ее. Когда у нее успел накопиться этот огромный ворох воспоминаний?
В вечер приезда она сравнила его с мотыльком, привлеченным ее пламенем. А он возразил, что, по некоторым приметам, и ее неудержимо влечет к нему.
Что, если бы она ответила: «Да. Мы незнакомы, но в вас я увидела то, чего не могла найти в других мужчинах, что-то созвучное моей душе. Не просите объяснений, потому что их нет: одна сторона монеты не знает, что изображено на другой, но тем не менее они неразрывно связаны».
Может быть, Тим внимательно посмотрел бы на нее, как он умеет, и рассмеялся ей в лицо? А может, ее смелость побудила бы его отбросить привычную сдержанность и заглянуть в свое сердце?
Только вчера, когда Тим попросил помочь ему со Стефани, ей показалось, что он был в шаге от этого. «Сделайте так, чтобы она выглядела особенной», — сказал он, но не эти слова заставили ее трепетать, а взгляд, который говорил: как вы.
А может, она видит только то, что хочет увидеть? Что, если женщины теряют всякую проницательность, встретив своего мужчину, единственного мужчину?
Эти тревожные мысли не давали ей покоя. Только около часу ночи их нарушил приход Стефани, которая тихо позвала собак. Некоторое время спустя на веранде раздались тяжелые мужские шаги, а затем звук осторожно закрываемой двери. Но Лилиан все продолжала лежать с широко открытыми глазами, словно был полдень и в лицо ей светило солнце. Глупое сердце неслось вскачь при мысли, что от Тима ее отделяет лишь стена.
Спит ли он обнаженным? Крепки ли его объятия, когда он занимается любовью? И станет ли она одной из этих женщин?
Шокированная сверх меры игрой буйного воображения, Лилиан подскочила на кровати, как пробка, выброшенная на берег волнами океанского прибоя. Откинув одеяло, она поискала глазами халат. Навязчивые мысли о Тимоти Эвансе лишали ее надежды на сон. Она подошла к окну и приоткрыла штору. За окном стояла великолепная безмолвная ночь.
Может быть, морозный воздух приведет ее в чувство? Надев сапоги и накинув пальто, она вышла на веранду и, обогнув дом, остановилась у перил там, где из окон хозяйской половины ее нельзя было увидеть.
Тучи стали реже, и то тут то там сквозь них проглядывали яркие звезды. В воздухе кружились мириады сверкающих кристалликов изморози. Возможно, это из-за них у нее перед полузакрытыми глазами расплываются крошечные радуги. А сердце щемит, при виде величественной и мирной картины. В ее прежней жизни было так много уродливого! А здесь… Эта подлинная, девственная красота, казалось, была создана для того, чтобы ею наслаждались двое. А она была одна…
— Почему вы стоите здесь с закрытыми глазами? Вы пропускаете самое прекрасное зрелище на земле! — Его голос, такой же глубокий, как темнота, из которой он внезапно появился, раздался совсем рядом. Так близко, что дыхание овеяло ее щеку.
Ей с трудом удалось сдержать возглас удивления. Еще крепче зажмурив, а затем открыв глаза, Лилиан смогла отогнать подступавшие к ним слезы. Да что же с ней творится? Она никогда не была нытиком, на собственном опыте поняв, что слезы только делают человека слабым и неуверенным. Так почему же она забыла об этом перед лицом крошечной трагедии?
Вместо синего комбинезона, который был на нем вечером, Тимоти надел джинсы и белый свитер. Как будто он и так не был красивее, чем вообще имеет право быть мужчина, в его волосах запутались снежинки, подчеркивая великолепие темной густой шевелюры.
Лилиан сглотнула и пробормотала все, что только была способна придумать:
— Здравствуйте.
— Привет, — отозвался он.
Только и всего, но Лилиан поразило, как много трепетного смысла удалось ему вложить в это короткое затертое слово.
Последовало молчание, полное недосказанности. Недосказанности, имевшей отношение к мужчине и женщине, к тому, что они никогда не позволят себе произнести вслух, да и что вдруг стало ненужным в результате более глубокого, более интимного понимания, установившегося между ними.
Подойдя почти вплотную, Тим положил руки на плечи Лилиан и повернул ее лицом на север.
— Взгляните вверх.
Она подняла глаза и на этот раз не смогла сдержать восторженного вздоха. Черноту ночи прошивали потоки льющегося ниоткуда света. Ярко-розовые, чистые аквамариновые, холодные белые, они словно танцевали в небе.
— Что это? — потрясенно прошептала она.
— Северное сияние, — ответил он, и Лилиан только теперь поняла, что, переместив руки выше, Тим легонько поглаживает большими пальцами ее шею. — Мы здесь часто его видим, но не думаю, что со временем кто-нибудь утратил ощущение чуда.
Не отрывая взгляда от неба, Лилиан спросила:
— Вы верите в чудеса, Тимоти?
— Не знаю. А вы?
— Да, — сказала она. — У того, кто увидит это, не остается другого выхода. Почему вы пришли сюда?
— Я не мог заснуть, а когда услышал стук вашей двери, то понял, что и вам не спится. И я…
— Да?
Давление его пальцев слегка усилилось, он словно пытался преодолеть последний барьер предубежденности против нее. Лилиан ждала, в ее сердце расправляла крылья надежда, а тело таяло от удовольствия, доставляемого нежными прикосновениями.
А потом Тим убрал руки, и она едва не застонала от разочарования.
— Да вы дрожите! — воскликнул он. — Пойдемте скорее.
Обхватив Лилиан за плечи и не говоря больше ни слова, он повел к гостевому номеру, открыл дверь, а когда они оказались внутри, запер ее на замок.
8
Словно в тумане Тим вдруг подумал, что ему следует что-то сказать. Объяснить, почему он вышел из дома, почему поддался влечению к ней, хотя твердо решил сопротивляться. И, что самое важное, почему именно сейчас, когда отчуждение между ними почти достигло апогея.
Он мог бы придумать предлог, сказать, например, что решил проверить, не бродит ли вокруг кто-то посторонний. Но с помощью каких уловок можно было объяснить желание, которое, благоразумию вопреки, вспыхнуло в них обоих? Правда состояла в том, что они хотели друг друга с самого начала, и притворяться, что это не так, значило разжигать такой голод, который в конце концов сделал бы их врагами.
Поэтому Тим промолчал. Он только посмотрел на нее. Откровенно, без тени насмешки, не боясь, что Лилиан в свою очередь тоже смотрит на него и видит страсть, которую он не в силах больше скрывать.
Свет лампы, горевшей в гостиной, падал в холл, освещая часть ее лица — очертания нижней губы, изгиб брови, опущенные ресницы. В полутьме он провел пальцем вниз, вдоль одной стороны выреза ее халата, и затем вверх — вдоль другой.
Лилиан охватила дрожь, она запрокинула голову, открывая гладкую нежную кожу шеи. Он склонился и
