что наша… связь была ошибкой. Что ж, теперь моя очередь. С этой минуты держитесь подальше от Стеф. Никаких «девичьих» секретов, никаких междусобойчиков и никаких попыток нацепить на нее драгоценности. Ничего! Вы поняли?
— Я знала по собственному опыту, что вы бессердечны, Тимоти, — проговорила Лилиан; презрение придало ее речи гладкость, которой обычно она не отличалась, — но то, что вы еще и дурак, явилось для меня откровением. Не меня надо винить, если Стефани ведет себя с вами вызывающе. Всему причиной ваше безрассудство. Вы всерьез считаете возможным программировать ее желания в соответствии с вашими?
— Она моя дочь. Я…
— Это не означает, что она часть вас самого. Она человек с потребностями, превосходящими все, что ваше слабое воображение способно представить. В отличие от вас ей недостаточно эмоциональной подпитки от призрака умершей матери. Стефани необходимо живое человеческое тепло, и я не перестану предлагать ей это независимо от того, дадите вы разрешение или нет. Хотя я и уезжаю завтра, но…
— Возможно, это лучшая новость из тех, что я услышал за неделю! Жаль, что вы начали не с нее.
— Но ваши проблемы не исчезнут вместе со мной, — спокойно продолжила Лилиан. — Вы, без сомнения, способны подавить волю Стефани и, как я полагаю, радуетесь своему могуществу, однако это не надолго. Потому что однажды она лишит вас этого, и, возможно, гораздо скорее, чем вам кажется. Она изберет собственный путь в жизни, но вряд ли захочет предпринять это путешествие со своим отцом. Вы кончите тем, что останетесь одиноким стариком, Тимоти, никому не нужным, лишенным сильных привязанностей, и это будет именно то, чего вы заслуживаете.
— По крайней мере, я избавлюсь от вас, — отрезал он. — Это многое компенсирует!
— Но вы никогда не избавитесь от меня окончательно, Тимоти, потому что я оставляю Стефани свою дружбу и любовь.
— В обмен на что? — съязвил он.
— Ни на что, кроме удовлетворения от сознания того, что если ей когда-нибудь понадобится помощь или поддержка, она сможет позвонить мне.
— Не говорите с придыханием, — сказал он. — Стеф нравится строить из себя непонятого подростка, отчаявшегося найти сочувственного слушателя, но это только спектакль. Мне жаль, что приходится высказывать это вам, однако для детей ее возраста справедлива поговорка: с глаз долой — из сердца вон. Гарантирую, что она забудет ваше имя еще до Нового года.
— Не рассчитывайте на это, — ответила Лилиан, почти желая, чтобы он оказался прав. По крайней мере, в этом случае ей не придется нести груз ответственности за то, что добавила горя ребенку. — Уже прошли те времена, когда вы диктовали Стефани правила, а она послушно следовала им.
Лилиан сказала это под влиянием момента, просто в пику ему, и даже предположить не могла, как скоро сбудется предсказание.
Утро двадцать седьмого началось с того, что гостей предупредили о надвигающейся снежной буре.
— Наслаждайтесь солнцем, пока это возможно, — сказал им один из лыжных инструкторов. — А те, кто собирается улететь вертолетом, будьте, пожалуйста, готовы сразу после ланча.
В ужасе от перспективы стать заложницей погоды, Лилиан все утро думала только о том, чтобы она не испортилась до тех пор пока вертолет не унесет ее подальше от долины. Предыдущие дни дались ей нелегко, и она всерьез сомневалась, что переживет еще одну ночь под общей крышей с Тимоти. Хотя между их половинами не было двери, стены оказались недостаточно толстыми, чтобы позволить забыть о нем.
Бодрствуя или во сне, она постоянно ощущала его присутствие всего в нескольких футах от себя. Знала, когда он приходит и уходит. Слышала звук бегущей воды, когда он принимал душ, приглушенное бормотание, когда он говорил по телефону.
Но хуже всего было то, что Стефани выглядела мрачной и замкнутой за исключением тех моментов, когда плакала.
— Я ненавижу тебя! — яростно кричала она отцу накануне вечером. — Мне бы хотелось умереть, и держу пари, что ты бы этому обрадовался!
И без того израненное сердце Лилиан болело за них обоих. Она еле сдерживалась, чтобы не пересечь ничейное пространство между их дверями и не призвать отца и дочь дорожить узами, которые связывали их, и не испытывать эти узы на прочность ссорами.
Но она понимала, что этим лишь еще больше выведет Тимоти из себя. Нельзя сказать, чтобы он вел себя вызывающе. Напротив, был подчеркнуто вежлив, холодно обаятелен и страшно отчужден — так, словно она была одной из многих постоялиц, чьих лиц и не упомнишь. А при встречах смотрел сквозь нее.
Тимоти предрекал, что Стефани забудет Лилиан до Нового года. Но сам не стал ждать так долго и вычеркнул ее из памяти уже сейчас.
Ей оставалось только надеяться, что удастся избежать формального ритуала прощания с ним. Она, которая гордилась тем, что умеет высоко нести голову через все невзгоды, не поворачиваясь к ним спиной, хотела сейчас одного — ускользнуть незамеченной.
Но она была лишена даже этого маленького утешения. Лилиан шла на ланч, когда появились Мелвиллы, вернувшиеся с последней лыжной пробежки. Одновременно с этим Тимоти вышел из офиса позади конторки, и, оказавшись между ними, Лилиан никак не могла избежать встречи.
Не обращая на нее внимания, Тимоти добродушно кивнул Филу.
— Ну как, вы со Стеф хорошо провели утро?
Юноша казался озадаченным.
— Стефани с нами не было, сэр.
— А она сказала мне, что поедет с вами.
— Из-за штормового предупреждения мы решили покататься неподалеку, чтобы не опоздать на вертолет, — объяснил Джек Мелвилл. — Когда мы сообщили об этом Стефани, она раздумала идти с нами.
— Сказала, что хочет покататься на дальнем склоне, — добавил Фил.
— Одна? Она ведь знает, что этого делать нельзя. И знает, что нельзя опаздывать, независимо от того, где она и с кем. — Хотя Тимоти казался раздраженным, его глаза выдавали беспокойство, и, словно для того, чтобы сделать его небезосновательным, за окнами потемнело и солнце скрылось за свинцовой тучей.
— Может, она со своим дядей? — предположила Лилиан; тревога и сочувствие пересилили ее нежелание вступать в беседу с этим человеком.
Но Виктор вошел в холл как раз вовремя, чтобы разрушить и эту надежду.
— Я ее не видел, — сказал он. — Я все утро провел на Сахарной Голове. А в чем дело? Что-нибудь случилось?
— Надеюсь, что нет. — Но голос Тимоти свидетельствовал об обратном. До этого момента он казался несокрушимым. А теперь страх исказил его черты, губы сжались в тонкую линию, еще больше натянув кожу на скулах. — Но факт состоит в том, что здесь Стеф нет…
Он не закончил фразы, но все поняли, какое направление принимают его мысли; высказать их вслух означало бы придать смутным опасениям ощутимую реальность. Стефани не могла потеряться в горах перед приближающейся бурей. Это было немыслимо.
— А вдруг она дома? — Лилиан продолжала искать более приемлемую альтернативу.
— Как! Пропустить еду? На это и не надейтесь!
Уязвленная насмешливым тоном и взглядом, который метнул Тимоти поверх ее головы, — словно считал, что даже пьяная мышь могла бы высказать более здравое предположение, — Лилиан резко заметила:
— Возможно, перспектива прощания с людьми, к которым она неравнодушна, лишила ее аппетита. Или она плохо себя чувствует. Не знаю, но мне кажется, что, если бы потерялся мой ребенок, я бы не
