Ушелец

головокружение и подавленное состояние. Тем, кому на самом деле доведется наблюдать пейзажи «того света», вероятно, понадобится помощь реаниматоров. Или агентств по предоставлению ритуальных услуг.

И все же никто не поспешит уличить во лжи человека, который со слезами на глазах станет рассказывать, дескать, вся жизнь у него промелькнула перед глазами, лишь он ступил за порог гиперпортала. Потому что этот порог отделяет не только «здесь» от находящегося на расстоянии световых лет «там», он также разграничивает мир привычной физики от загадочного «потусторонья», в котором пространство и время равны нулю. И черт его знает, какому катаклизму подвергается сознание разумного существа, проходящего через подобную сингулярность.

«— Твоя плоть для меня — пластилин, а геном — конструктор „Лего“.»

Темнота.

«— Имя и полный возраст?

— Федор Раскин, шесть лет.

— Ну, Федя, ты желаешь стать таким же сильным, как Супермен? Да или нет?

Он стоит без одежды посреди светлой комнаты, и отвечать на вопросы в таком положении не очень удобно. Хорошо, что человек, сидящий за столом, мужчина. И доктор. Отец говорил, что он не должен стесняться докторов.

На стене висит анатомический плакат: такой же голый мальчик, только старше лет на пять, изображен стоящим; на половине его тела отсутствует кожный покров и мышечная прослойка. Со вкусом изображены разноцветные органы. Интересно, этот мальчик тоже хотел стать Суперменом?

— А может, тебе нравится другой герой, а? Ратибор из пояса Ориона? Отвечай, да или нет?

— Да, Ратибор из пояса Ориона, — подтвердил мальчик.

— О! Космический рейнджер! Да!..

Доктор усмехнулся.

На экране лэптопа развернулась генетическая карта мальчика. Зеленым подсвечивались возможные трансформации… Да, занятный экземпляр.

— Ляжешь к нам в больничку? — спросил доктор сладким голосом. — Отвечай: да или нет? Да или нет?»

Темнота.

«— Дурень! Все мутанты — уроды, и даже детей у них не бывает!

— А зачем мне дети?

Двое шли навстречу волнам; за их спинами темнела ноябрьская декадентская Ялта. Девочка четырнадцати лет, остроязыкая, начавшая уже формироваться, и мальчик на два года младше спутницы. Его тоже… начали формировать.

…О, какое она превосходство ощущала над этим недомерком! Словно жиголо перед монахом. Но — сам дурак — с малых лет лишил себя выбора…

Волны стального цвета лизали прибрежную гальку; мальчик брел по пляжу, машинально подбирал зеленые „морские камушки“ и складывал их в карман пальто. Наклоняясь, украдкой бросал взгляд на ноги спутницы, обтянутые тугими шерстяными брючками. Он думал — украдкой, но на самом деле ничто не ускользало от внимания глазастой.

— Дурак, — сказала она беззлобно, — поехали лучше к нам, в Москву. Будешь учиться, станешь писателем, как мой папа. На конвенты приглашать начнут. В Подмосковье, в Питер, в Харьков, в Крым…

Нашла, кем гордиться — субтильным папашей, которого целый год не могли излечить от туберкулеза. Он знал это — подслушал разговор санаторских врачей. Какими преимуществами может обладать сей болезненный тип перед ним, будущим колонизатором?

Решился:

— Зато твой папа никогда не сможет сделать вот так!

Глаза девочки сверкнули: ее юный друг принялся скидывать с себя одежду. На гальку упало пальто, шарф, ботинки, а затем свитер и брюки. Движения мальчика были очень быстрыми и удивительно точными. Не прошло и половины минуты, как он остался лишь в плавках. Девочка присела на круглый камень. Вытянула ножки, — блеснуло солнце в многочисленных пряжках, украшающих ее сапоги, — ей было интересно, что же случится дальше.

— Я не болею! Никогда не болею! Э-гей!!!

И мальчик бросился в волны.

Море было спокойным и удивительно холодным».

…Дальше следовала другая история.

История — чего скрывать? — не из веселых.

Но все равно в ней присутствовало что-то светлое. Это несмотря на последующую экстренную транспортировку из Ялты в Питер, интенсивную терапию, уколы, вшивание под кожу колоний бактериофагов. Мать тогда взяла отпуск и навещала его каждый день, потчевала книгами и выслушивала ругань кураторов будущего первопроходца. Отец был жив и не подозревал о поджидающей за поворотом ближайшего будущего тяжелой болезни. Он приходил только по выходным — в течение недели работал: строил первый в России стационарный гиперпортал. От отца пахло пивом, соусом карри и сигаретами. С ним можно было часами разговаривать о футболе…

Эти воспоминания посещали Федора редко. И никогда — настолько отчетливо.

Поэтому Раскин не обрадовался, когда понял, что его трясут. Причем специально. Видимо, кто-то хотел, чтобы он пришел в себя.

БУМ!!!

Услышал он над собой. То, на чем он лежал, содрогнулось. И…

БУМ!!!

…снова, затем еще и еще.

Он не лелеял надежд на свое спасение. Дышать приходилось все той же перегретой, бедной кислородом смесью. Он знал, что по-прежнему лежит на палубе в рубке управления потерпевшего бедствие корабля дальней разведки. На Забвении — самой опасной из всех планет в окрестностях Солнца. Поэтому он предпочел бы умереть, не приходя в сознание. И это…

БУМ!!!

…было совсем некстати.

Над Раскиным склонились трое мужчин в сине-черных комбинезонах. Поверх униформы на них были надеты армированные жилеты серого цвета. Двое из этой троицы оказались вооруженными легкими автоматами, а третий, самый молодой, — двумя огромными пижонскими пистолетами, рукояти которых выглядывали из кобур, пристегнутых к портупее.

Рядом с Раскиным присели еще двое. Деловито развернули жестяной чемодан с «комплектом спасателя». Выложили на пол пневматические бокорезы, алмазную фрезу, компактный лазерный резак…

— Давайте, ребята, веселее! — поторопил их человек из первой тройки: полнолицый лысоватый мужчина с жидкой щеточкой усов под носом.

Сначала взявшие на себя функции спасателей открыли на шлеме Раскина забрало. Для этого им пришлось сломать расплавившиеся замки приспособлением, напоминающим компактный ломик-«фомку». Все пятеро отшатнулись, когда из открытого шлема вырвался поток горячего и зловонного духа. Удрученно переглянулись.

— Пан командир! — помахал рукой перед носом тот, который носил кобуры. — Может, он издох? Глядь, какой запахон!

Полнолицый и усатый «пан командир» в ответ лишь грязно выругался.