— Свидетель обвинения Скарлетт Грей, просьба пройти в зал Трибунала, — объявил чей-то низкий голос.
— Ну, — Скарлет встала, одернула китель, — мне пора. Всеобщность требует подтверждения лояльности. Быть может, мы еще увидимся.
Раскин ничего не ответил. Нахмурив брови, проводил взглядом поджарую фигуру. Наверное, в некоторых случаях иметь купированные чувства — это благо. Женщина может спокойно обсуждать гибель любимого с человеком, который прямо (если подойти пристрастно) или косвенно (если посмотреть объективно) имеет отношение к случившемуся. А вот ему Всеобщность не выпишет рецепта сильнодействующего успокоительного. Счастлива «золотая середина», к которой относится большая часть человечества. Умеренные добродетели, умеренные пороки; две руки, две ноги, голова, которая время от времени думает о душе. А вот он… Как и среди людей, обладая необычными способностями, был одиноким калекой, так и во Всеобщности непредусмотренные функции делали его отщепенцем. Это при том, что он и в том, и другом случае имел над остальными несомненное преимущество.
«Боги в ответе за всех и за все. — Раскину показалось, что Всеобщность насмехается над ним. — Действия Скарлетт продиктованы потребностью системы. Мои показания — результат доброй воли, а значит, именно они сыграют решающую роль в процессе».
Он покосился на узкую, словно древнегреческая амфора, урну для окурков. Странно, но после того как Моисей привил ему паразита, курить совершенно не тянуло. Налицо еще одна польза от Грибницы. Будь эта тварь безмозглой, из нее можно было бы выжать прок.
По дорожке зашуршали быстрые, легкие ноги. В укромный уголок Раскина заглянула парочка головизионщиков: впереди — девчонка, один в один — модель с обложки «ГиперМакса», только волосы не откровенно зеленые, а умеренно-оливковые. За девчонкой следовал парень с отсутствующим выражением лица. В руках он держал сложенный штатив, на головке которого был закреплен массивный голограмм- визуализатор. Но девчонка была несомненно главной. Несмотря на то что самая тяжелая ноша приходилась на долю юноши.
— Я прошу прощения, вы — Федор Раскин? — с нажимом спросила девушка.
— Совершенно верно, — подтвердил Раскин.
— Мы представляем Новый Открытый Канал, — она так произнесла это название, что перед глазами Раскина сразу возникли три слова с большой буквы. И на этот раз Всеобщность была ни при чем — парочка не носила в себе Грибницы. Раскин не чувствовал, как от них исходило бы то, что он прозвал «внутренней вибрацией». Для него эти двое были темны, словно мертвецы на экране инфракрасного сканера. Странно, что им — не зараженным — удалось получить аккредитацию на шоу Всеобщности.
— Я бы хотела задать вам два-три вопроса. Вы не против? — девушка улыбнулась. Напрасно — на прожженных колонизаторов эти школьные трюки не действуют.
Раскин почесал затылок.
— Не уверен, что знаю нужные вам ответы.
— Господа! — окликнули головизионщиков из центра зимнего сада. — У вас же есть право присутствовать в зале! Вы можете «захватить» господина Раскина в то время, когда он будет давать показания.
— Мы бы все-таки хотели задать вопросы сейчас! — ответила девушка, повышая голос. Ее голограмм-оператор установил штатив и принялся деловито фиксировать световые маркеры «захвата» на Раскине.
Ушелец пожал плечами. Девушка предложила ему микрофон, стилизованный под пастуший рожок. Раскин протянул к нему пальцы, но девушка проворно увела руку в сторону.
— Не нужно, я подержу сама.
Раскин пожал плечами еще раз. Пусть оставит себе иллюзию контроля над беседой, если ей так будет приятней.
— «Захватываешь»? — не поворачивая головы, спросила оператора. Тот кивнул. Журналистка, словно почувствовав этот жест, обратилась к Раскину: — Не так давно мы с ног сбились, разыскивая на Земле колонизаторов первого поколения. Дело в том, что на нашем канале готовится расширенный сюжет… Как вы знаете, в планах развития Солнечной системы — создать на Земле всепланетный заповедник, а людей переместить на колонии. Кому как не вам — первопроходцам — известно, что таит в своих глубинах космос. Как вы относитесь к этому начинанию? — взглянув в глаза Раскина, она добавила: — Насколько это опасно или перспективно?
Раскин собрался и в третий раз пожать плечами, но решил, что это будет уже слишком. Интервью он не давал ни разу, лишь однажды видел вблизи живого работника массмедиа, когда позировал с ребятами для фотографии к статье о завершении первого этапа освоения Бастиона. Опасаясь сесть в калошу, он выпятил грудь. Орден «Героя Федерации» в свете головизионной аппаратуры заискрился, как маленькое звездное скопление.
— Здравствуйте, уважаемые голограмм-зрители! — начал после несущественной заминки Раскин (он даже вспомнил, что обращение «голозрители» многие считают оскорблением, чем-то вроде «голозадозрителей»), — Ну, во-первых, найти на Земле, — он для весомости ткнул пальцем себе под ноги, — колонизатора первого поколения почти невозможно, да, почти невозможно. Здесь — не наша, как говорится, экологическая ниша. Мы, по сути… э-э… не люди. Мы — биологические конструкции с иными возможностями и непредсказуемыми, с точки зрения обычного человека, рефлексами. Так как законы Треугольника и Солнечной Федерации не дают нам права использовать сверхнавыки на Земле, а зачастую именно к таким действиям нас подталкивает собственное естество… м-да…
По лицу девушки пробежала тень.
— Я поняла, что вы имеете в виду. И все-таки ответьте на вопрос!
— А какой был вопрос? — Раскин смутился. — Заповедник! — вспомнил он и смутился еще сильнее. — Ну, я даже не знаю, что и сказать… Может, этот вопрос мы вырежем?
— Вырежем-вырежем! Только сначала ответьте на него.
— Ну, заповедники — это всегда хорошо, — ответил Раскин, чувствуя себя болваном больше и больше. — Они помогают восстановить популяции видов, которые по каким-либо причинам оказались на грани вымирания…
— То есть, по-вашему, планета предназначена для того, чтобы Обигуровские споры смогли восстановить свою популяцию? — девушка свела брови, ожидая ответа.
— Ну, я не знаю, есть ли у меня полномочия делать какие-то заявления, — промычал Раскин, понимая, что полномочий у него нет никаких. Вообще — никаких и ни на что.
— Говорят, что многие колонизаторы первого поколения сотрудничают с Треугольником, не будучи зараженными Грибницей, а из собственных побуждений. Вам известно что-либо подобное?
Раскин потрогал вспотевший лоб, украшенный стигматами Грибницы. Почему-то захотелось начать оправдываться: «Нет! Ну что вы! Посмотрите: я заражен! И только поэтому сейчас нахожусь в здании Трибунала Федерации…»
— Кто вам такое сказал?
Секунду-другую девушка раздумывала, открывать ли перед респондентом карты.
— Гордон Элдридж. Вам знакомо это имя?
Этот ход застал Раскина врасплох.
— А Гордон Элдридж сотрудничал с Треугольником? — спросил он вкрадчиво.
— Простите, но мне бы хотелось задать вам еще несколько вопросов! — эта девушка, как и все журналисты, не любила, когда интервью трансформируется в беседу, причем — не по ее инициативе.
— Погодите! — Раскин выставил руку раскрытой ладонью вперед. Услышанное показалось ему важным. Быть может, не применимым в этой реальности, но несомненно важным. — Где и когда вы встречались с Элдриджем?
Журналистка опешила от этого напора. Очевидно, бывать в камере для допросов ей не приходилось. Пока не приходилось — жизнь щедра на сюрпризы.
— Где и когда вы встречались с Гордоном Элдриджем? — повторил вопрос Раскин с настойчивостью следователя из военной прокуратуры. Девушка захлопала длинными ресницами и подняла микрофон, будто собралась за ним спрятаться. — Выключи свою дребедень! — ушелец замахнулся на голограмм-