Мертвые легенды

широко ухмыльнуться, подняв вверх большие пальцы, мол, «порядок».

— Голосовой микрофон тоже включен. Скажи пару слов, чтобы я выставил уровни.

— Проверка звука, раз-два, — прочистив горло, сказал Стюарт. — Проверка звука, раз, два, три.

— Порядок. Я готов. — Эл улыбался ему из-за стекла кабины. — Просто бери аккорд, как будешь готов, идет? Раз, два, три… — Он ткнул большим пальцем в сторону Стюарта. — Пошла запись.

Стюарт снова перепроверил, настроена ли гитара, потом взял первые аккорды «Сыщи мне звезду». Как только, заполняя глухую тишину студии стремительными переборами струн, полилась музыка, Стюарт испытал хоть какое-то подобие облегчения. Он любил играть. С самой средней школы музыка была для него убежищем, сперва от суматошной жизни в трущобах Челси с разведенной матерью и двумя младшими братьями. Осталась она им и потом, когда он добыл себе определенную славу и у него стало достаточно денег, чтобы купить, чего душе угодно. Он действительно обретал покой и отдохновение, возможность уйти от забот, только когда играл.

Отвернувшись от микрофона, Стюарт прокашлялся и начал петь, отдаваясь на волю мелодии и слов. Его внезапные необъяснимые страхи перед фотографиями в коридоре как будто таяли, и вскоре он и сам уже растаял в песне. Истекающие из гитары ноты омывали его потоками теплой умиротворяющей воды, а голос, которому он никогда особо-то и не доверял, в этой комнате звучал бесконечно богаче и мягче. Каждую высокую ноту он брал с точностью и уверенностью, каких никогда не ощущал в себе раньше. К тому времени, когда он дошел до последнего куплета, на глазах у него и впрямь выступили слезы.

И словно впервые Стюарт по-настоящему услышал и почувствовал выворачивающее душу томление и одиночество в сердце своей песни. Теперь он услышал ее как отчаянную мольбу о хотя бы маленькой толике мира и тишины в этой его сумасшедшей жизни рок-звезды.

А единственной проблемой — Стюарт нутром это знал — было то, что он еще не на самом верху.

Он еще туда не взобрался.

Во всяком случае, как он это себе представлял.

Нет, он все еще чувствовал себя каким-то рок-н-ролльным фэном, пустышкой, на которого все еще производят впечатление фотографии мертвых рок-звезд — настоящих легенд рок- н-ролла. Ну и что ж, что альбом его группы вышел на первое место? «Броукенфейс» держался на самом верху лишь неделю! Дерьмо, это же не считается! Полно команд такое смогли и исчезли без следа, и никто о них ничего больше не слышал. Блики в сковородке, однохитовые гении. А теперь на Стюарта и его ребят давят, чтобы они записали альбом, который вернул бы группу наверх и там бы и удержался. А если им это не удастся, то за каких-то пару месяцев и они превратятся в запись в чьей-нибудь колонке «Где вы теперь?».

Взяв последний аккорд, Стюарт выдержал его, давая ему медленно раствориться в воздухе, а голос его упал до подрагивающего, с придыханием шепота. На несколько секунд в студии повисла полная тишина. Медленно и потрясенно переводя дух, Стюарт услышал «хлоп-хлоп» аплодисментов Эла из застекленной будки.

— Фантастика! Фан-мать-твою-тастика! — кричал Эл, и голос его казался в наушниках слишком уж близким и громким.

Глянув на человечка в звуковой кабине, Стюарт увидел, или подумал, что увидел, искру красного света, мелькнувшую в его глазах. Стюарт даже охнул от удивления, но его здравый смысл немедленно подсказал, что это, наверное, просто отражение одной из лампочек на пульте. Чем бы это ни было, эта искра тут же разбередила вымороченные мысли, которые вернулись с новой силой. А с ними пришел и еще более пугающий вопрос: да что это, черт побери, за человек?

Одна за другой волны озноба прокатывались по спине Стюарта, чтобы разбиться об основание шеи, будто пригоршня ледяной воды.

— Говорю тебе, приятель, — хрипел от возбуждения голос Эла в наушниках, — это было невероятно! Ну просто фантастика!

Стюарт начал был вставать, но Эл махнул ему посидеть еще.

— Оставайся на месте, — крикнул он. — Я сейчас дам тебе послушать плэй-бэк. А заодно повожусь с микшем.

Спев «Сыщи мне звезду», Стюарт чувствовал себя опустошенным. Сдвинув гитару набок и закрыв глаза, он ссутулился, опираясь о спинку стула. Через несколько секунд — в которые он делал все что мог, чтобы не думать о фотографиях в коридоре — пространство вокруг заполнили звуки его гитары и голоса. И, слушая только что сыгранную им песню, он снова, быть может, гораздо глубже, чем раньше, испытал смутное чувство одиночества и обиды. Снова она увела его за собой, напомнив о том, сколько он работал, чтобы пробиться туда, где он сейчас есть, и как яростно, до боли он все еще стремится взойти на самую вершину.

Может, это было лишь самовнушение, но Стюарту подумалось, что даже в плэй-бэке его игра и пение обрели вибрирующее и полное жизни богатство оттенков, какого он никогда не слышал в них раньше. Невольно ему вспомнились слова Эла о том, что в этой студии возможно добиться звука совершенно неповторимого.

И пока он сидел с закрытыми глазами, слегка кивая в такт аккордам, его дернуло внезапной вспышкой. Глаза у него открылись и, глядя сквозь трепещущие молнии, просверкивающие перед ним, он увидел, как Эл опускает фотоаппарат.

— Эй, — Эл улыбнулся с какой-то глуповатой застенчивостью, — я должен был хотя бы раз тебя сфотографировать, понимаешь. Ради процветания студии. Никогда не знаешь, когда музыкант окажется на вершине.

Поморгав, чтобы согнать из глаз зеленые круги от вспышки, Стюарт заметил, что усмешка Эла расплылась в жесткую, почти пугающую улыбку, похожую скорее на болезненную гримасу. Когда он встал, оттолкнув стул ногами, синие и белые точки еще безумно сумасшедше метались у него перед глазами. В голове его вновь бился и кричал вопрос: Да кто такой, черт побери, этот человек?

— Ну, так что скажешь? Как тебе звук? — возбужденно спросил Эл.

— Э-э-э-э… невероятно.

Голос Стюарта подрагивал от напряжения. Направляясь к двери, он чувствовал, как по всему его телу растекается тончайшая, мелкая дрожь. Эл не отходил от него ни на шаг. Бросив косой взгляд на человечка, Стюарт вовсе не удивился бы, увидь он в его глазах то же ярко-красное свечение, но обращенные на него глаза Эла были ясными и смотрели не мигая.

— Звучало… ну просто фантастично, — вполголоса сказал Стюарт, к ужасу своему сознавая, какое потрясение звучит, наверное, в его голосе. Толкнув плечом дверь, он вышел в коридор, и тут же его взгляд уперся на череду глянцевых фотографий.

— А, черт, — говорил тем временем Эл, — это ведь еще даже не хорошо смикшированная запись. Да ладно, у меня есть звукооператор, парень по имени Дэн Перец, который так это сварит, что в десять раз лучше будет звучать.

Лишившись дара речи, Стюарт только рассеянно кивнул. Он подозревал, что Элу хочется, чтобы он еще похвалил качество звука, но все, о чем он мог думать, были люди на этих фотографиях. И все они были мертвы. Умом он понимал, что их смерти ну никак — никоим образом — не могут быть связаны с тем, что все они записывались на «Чистом звуке», но и выбросить из головы эту мысль он тоже не мог. Каждый из них, от Бадди Холли до Стиви Рэй Воэна записывался здесь, и все до единого вскоре после записи умерли.

Стюарт открыл было рот, отчаянно пытаясь сказать что - нибудь о своих подозрениях. Но вместо этого он молча толкнул дверь и вышел на улицу. Полуденное солнце ослепило его, на мгновение перед глазами все поплыло. Глупость какая-то, думал он. Но внезапно сам испугался, что, согласись он записываться в студии Эла, он тоже умрет не состарившись.

Но ведь это и есть рок-н-ролльное наследство? Возьми от жизни все, заработай кучу денег, трахни кучу баб и умри молодым!

Мысль приятно щекотала нервы, и Стюарт сказал себе, что ладно, предположим, он умрет, так ведь не сразу же. Он еще и близко не подошел к тому, чтобы стать легендой.

А если и подошел. Так что с того?