Оставшись без щита, Хорив кое-как отбил мечом еще один удар, ощутив всей рукой его нечеловеческую силу, а от следующего сумел уклониться. Если отбивать мечом каждый удар Урса, вскоре без сил останешься. Приходилось все чаще увертываться от непрерывно наседавшего ворога, то и дело рычащего срамные слова.
Тут Хорив ощутил такой приступ гнева и ярости, что не стал уклоняться от очередного удара, лишь чуть шагнул в сторону, как учил его Кий, и тут же всею силой своей ненависти послал лезвие меча вперед, навстречу наседавшей темной туше. Урс, только что промахнувшийся и снова поднявший меч для следующего удара, никак не ожидал такого внезапного выпада, не успел ни отбить его, ни прикрыться щитом. А Хорив лишь почувствовал напряженной рукой недолгое сопротивление чужой плоти врезающемуся в нее железу, услышал отчаянный рев вперемешку с обрывками срамных слов и вслед за тем ощутил оглушающий удар по шелому. Выдержал ли вороненый шелом с золотой насечкой, сработанный лучшим кузнецом Подола, цела ли голова, он тотчас не сумел определить…
23
БЕЛЫЙ ВОЛХВ ПРИХОДИТ К ХОРИВУ
Теперь он пришел к Хориву — появился у него на Лысой горе, подобный светлому духу, неведомо откуда, то ли из яра, то ли по воздуху перенесся. При знакомом долгом посохе нездешнего пятнистого дерева, в белом шерстяном плаще поверх белой, до пят, рубахи. Белокудрый, белобородый, белоглазый… Сторожа признала Белого Волхва, пропустила на Хорив двор, за частокол. Псы — цепные и вольно бегающие — подали было голос, но поглядели, потянули носами и притихли, приветливо вертя пыльными нечесаными хвостами.
Хорив был как раз у себя на дворе, в легкой сорочке, заправленной в шаровары, без плаща и шапки. Обучал отроков, как копье копьем же отбить, не покидая строя, по-ромейски. Приметил явившуюся высокую белую фигуру, велел отрокам продолжать науку меж собой, а сам поторопился навстречу старику. Предложил вина привозного ромейского — волхв отказался:
— Мы свое пьем.
— А меду нашего, Полянского?
— Мы, волхвы, свое пьем, — повторил, уточняя. — А мед я только тот потребляю, каким пчела свою детку кормит. Свежий, не хмельной. Сам пригуби, ежели охота, я подожду.
— Один не пью, — проявил себя и Хорив. — Проходи, рад тебе.
— Благодарствую. Я так зашел — мимо шел… Сидеть тут с тобой не стану, дорога долгая, а время коротко. Лучше ты со мной пойди.
Хорив знал, что уговаривать старика — затея пустая. Накинул на плечи свой черный плащ, надел хвостатую шапку из редкой черной лисы, опоясался коротким ромейским мечом. Кликнул было отроков с копьями, но волхв остановил:
— Не надо. Одни пойдем. Или страшишься один ходить?
— Я? — Хорив только дернул черной полоской усов над губой. — Пускай другие страшатся.
Они прошли верхней тропкой, оставив позади себя и Лысую гору Хорива, и соседнюю — Щека, и ту, что за ней, — Киеву. Хорив оглянулся раз и за деревьями не увидел дворов, только дымок над зеленой листвой уходил, чуть клонясь, в высокое лазоревое небо.
— Что головой крутишь? — спросил волхв. — Что учуял?
— А ничего, так…
— Не таись, вижу мысли твои. По родной крови затосковал? Оттого на дворы братьев глядишь?
Хорив промолчал. Ведает ли Белый Волхв то, что ведают они с Кием? Волхвы вроде все ведать должны. А старик принял то молчание Хорива и сказал непонятно:
— Родная кровь… Это, конечно, дело немалое… Комар на лбу у тебя. Не чуешь?
Хорив хлопнул себя по лбу, взглянул на ладонь — размазано пятнышко красное:
— Ого, насосался! Успел…
— А ведь то твоя кровь в комаре была. Твоя, не чужая. А ты его — хлоп! Вот тебе и родная кровь…
Вышел безрогий лось, встал поперек тропы. Эх, надо было лук с собой прихватить! Мечом его не возьмешь, не подпустит так близко, да и мал ромейский меч на сохатого…
— Стой и замри! — повелел волхв, как бывало прежде. И сам спокойно подошел к сохатому. Тот ждал, не убегал. Старик наклонился к раздвоенным копытам, сорвал что-то, предложил зверю. Тот осторожно потянулся немалой своей верхней губой, принял угощение и ушагал в лес.
Хорив вспомнил свой давний приход к Белому Волхву, как обходился старик со всяким зверем, как не кусали его пчелы и не тронули сегодня псы на дворе. Великой премудрости старик! Но куда он ныне направляется? Ведь долго идут уже. Не к пещере волхва — в иную сторону. Может, заплутался? Нет, быть такого не может, волхвы не плутают. А здесь и Хорив не заплутается, места все свои, знакомые.
Знакомые, знакомые места! Вот и великий камень, на отдыхающего быка похожий. Вот и две сосны стволами переплелись. А вот и та поляна, вся обласканная солнцем, с тем самым дубом посредине. А далее — березняк виден с осинником, стволы сырые, зеленые, и за ними — болото, а за болотом… Знать бы ту тропу заветную через топь, одним соседям ведомую! Может, Белый Волхв ее ведает? Может, для того и привел сюда Хорива — показать ту тропу? По которой прошел в последний раз ненавистный Урс — навстречу заслуженной своей гибели. Тропу, по которой перед тем утаскивал проклятый богами Урс бедняжку Милану, и те зеленостволые березки с осинками слышали ее крик отчаянный. А Хорив не слышал, не подоспел на выручку из далеких ромейских земель, с берегов покинутого теперь Истра. Раньше бы покинуть, раньше воротиться!..
Белый Волхв остановился у дуба, повелительно ударил в землю посохом.
— Иди сюда, Хорив! Хочешь — сядь, отдохни. А хочешь — стой. И внимай. Здесь убил ты Урса?
— Здесь.
— Один был?
— Один… Нет, конь еще был со мной. И меч.
— А Урс один пришел?
— Без коня. С мечом и секирой.
— Коня через топь не проведешь… А ведал ли ты, что с Урсом четыре его брата приходили?
— Не ведал.
— Не ведал, так… Оборонила тебя сила небесная, Хорив! Вон в тех кустах сидели братья. Наследили там изрядно, я сам видел.
— Отчего же… отчего же не помогли они Урсу? Да ежели бы Кия или Щека кто вот так… да я бы!..
— Ты бы! — усмехнулся старик невесело. — То ты, а то они. Да ведь ты удружил им, убив Урса. Теперь они третью часть его добра себе возьмут. А старшего вместо Урса князем на сходке назовут. Для чего же им было мешать тебе и помогать Урсу? А ты говоришь, родная кровь…
— Но я избавил от него Милану! — воскликнул Хорив, ничего пока не разумея. — Я отомстил за нее!
— Избавил… Отомстил… — Белый Волхв глядел своими светлыми мудрыми очами из-под седых бровей, глядел отчего-то со строгой жалостью. — А ежели старший брат Урса возьмет себе в жены Милану? Легче ей будет?.. Не дергайся, не возьмет. Никто не возьмет теперь… Эх, Хорив! Много надо терпения, чтобы что-то сделать. Ты терпеливо ждал Урса три дня… Но еще больше требуется порой терпения, чтобы чего-то не делать!
— Не разумею…
— Сейчас уразумеешь, милый. Внимай и молчи. И не шевельнись… Замри…
Будто связали Хорива. Дуб на поляне скорее мог бы пошевельнуться, а он не мог. Старик же начал рассказывать, что после того, как Хорив убил Урса, дикие соседи заболотные на тризне своего князя лишили жизни Милану — погибла бедняжка в великих муках. Он рассказывал долго-долго, ничего не упуская. И
