сексуальными.
— Женщины-садистки, — уточнил Элвуд.
— А разве бывают другие? — усмехнулся Типпен.
— Конечно, — отозвалась Лиска. — Например, те, которые имеют дело с тобой, — мазохистки.
Типпен швырнул в нее чипе.
Ковач критически рассматривал себя в зеркале пудреницы Лиски. Рану на лбу прочистила и подлатала усталая ординаторша в кабинете неотложной помощи медцентра округа Хеннепин, где постоянно штопали раны местным громилам или упаковывали их трупы в мешки. Ковачу было неловко являться туда с царапиной, а не с огнестрельной раной — к тому же обслуживающая его молодая, но не отличавшаяся сексуальной привлекательностью женщина ясно давала понять, что эта работа ниже ее достоинства.
Из зеркала на него смотрело квадратное, испещренное морщинами и шрамами лицо с ястребиным носом и ртом, словно навечно скривившимся в сардонической усмешке. Некогда каштановые волосы стали серыми и торчали ежиком — благодаря десяти баксам, которые он раз в месяц платил старому парикмахеру- норвежцу.
Ковач никогда не блистал красотой в общепринятом смысле слова, но женщины от него не шарахались — во всяком случае, по причине его внешности. Так что лишний шрам едва ли имел значение. Лиска разглядывала его, потягивая пиво.
— Этот шрам придает тебе индивидуальность, Сэм.
— У меня и без него достаточно индивидуальности, — проворчал он, возвращая ей пудреницу. — Если он что-то и придает, так это головную боль.
— Тогда давай я поцелую его, и тебе станет легче. Впрочем, я уже сбила с ног парня, который тебя изукрасил, так что свои обязанности я выполнила.
— И ты еще удивляешься, почему у тебя никого нет! — ухмыльнулся Типпен.
Лиска послала ему воздушный поцелуй:
— Можешь в ответ поцеловать мою дубинку, Тип.
Входная дверь распахнулась, и в помещение ворвался холодный воздух вместе с новой порцией клиентов. Напряжение в зале сразу достигло высшей точки.
— Герой дня, — заметил Элвуд, услышав приветственные крики. — Пришел пообщаться с низами перед очередным восхождением.
Ковач промолчал. Эйс Уайетт стоял на пороге в двубортном пальто из верблюжьей шерсти, похожий на Капитана Америка [3]. Квадратная челюсть, белозубая улыбка, весь напомажен, как распорядитель шоу.
— Неужели Эйс действительно пользуется косметикой? — сквозь зубы процедил Типпен. — Я слышал, что он красит ресницы.
— Вот что случается, когда попадаешь в Голливуд, — заметил Элвуд.
— Я бы согласилась на такое унижение, — ехидно сказала Лиска. — Тебе известно, сколько денег он огреб за этот фильм?
Типпен затянулся сигаретой и выпустил дым. Ковач посмотрел на капитана Эйса Уайетта сквозь голубоватую пелену. Какое-то время они работали в одной бригаде. Казалось, это было сто лет назад. Он как раз перешел из отдела ограблений в отдел убийств, а Уайетт уже тогда стал легендой и метил в звезды. Сделав карьеру в полицейском департаменте и оставаясь капитаном в отделе убийств, он стал сниматься на телевидении в полудокументальном сериале “Время преступления”, имевшем общенациональный успех.
— Ненавижу этого типа. — Ковач взял стакан бренди и выпил залпом, забыв, что его нельзя смешивать с болеутоляющим.
— Завидуешь? — усмехнулась Лиска.
— Кому? Этому мудаку?
— Не пыжься, Коджак [4]. Ты такой же мудак, как любой из здесь присутствующих.
Ковачу внезапно захотелось очутиться где угодно, только не здесь. Какого черта он сюда пришел? Он едва не заполучил сотрясение мозга и имел отличный предлог для того, чтобы пойти домой. А впрочем, что ему делать в пустом доме с пустым аквариумом в гостиной? Все рыбы погибли от голода, когда Ковач семьдесят два часа подряд занимался делом Сжигателя, а новыми он обзавестись не успел.
Присутствовать на вечеринке в честь Эйса Уайетта означало быть таким же мазохистом, как те женщины, с которыми встречался Типпен. “Когда компания Эйса освободит дверь, — подумал Ковач, — можно будет? пробраться сквозь толпу, выскользнуть потихоньку и пойти в бар, где тусуются копы из пятого участка. Им наплевать на Эйса Уайетта”.
Как только он принял это решение, Уайетт заметил его, приветствовал ослепительной улыбкой и направился к нему в сопровождении квартета прихлебателей. По пути он пожимал руки, хлопал кого-то по плечу и был похож на папу, раздающего благословения;
— Коджак, старый боевой конь! — заорал он, перекрывая шум, и стиснул руку Сэма.
Ковач поднялся со стула. Пол закачался у него под ногами — следствие недавнего удара доской или смеси алкоголя с лекарством, но только не радости по случаю проявленного Уайеттом внимания. Кретин назвал его Коджаком, а он ненавидел это прозвище. Те, кто знал Сэма, называли его так специально, чтобы позлить.
Один из прихлебателей подкрался с “Полароидом”, и вспышка едва не ослепила Ковача.
— Для альбома, — объяснил фотограф — субъект лет тридцати с лоснящимися черными волосами и ярко-голубыми глазами, похожий на персонажа мыльной оперы.
— Я слышал, у тебя новый трофей, — с усмешкой продолжал Уайетт, кивнув на злосчастную скобку- бабочку. — Завязывай, пока ты в чести и пока у тебя еще есть голова на плечах.
— Завяжу через семь лет, — отозвался Ковач. — Меня ведь не ждут в Голливуде. Кстати, прими мои поздравления.
— Спасибо. Успех в общенациональном сериале меняет многое.
“Особенно в банковском счете”, — подумал Ковач, но промолчал. У него не было пристрастия к сшитым на заказ костюмам и еженедельному маникюру. Он был простым копом и хотел всегда им оставаться. В отличие от Эйса, который всегда был готов положить глаз на то, что блестит ярче, и не упускал ни единого шанса за это ухватиться.
— Рад, что ты смог прийти на вечеринку, Сэм.
— Я — коп и всегда рад бесплатной жратве и выпивке.
Уайетт уже рыскал глазами в поисках более значительного объекта для рукопожатия. Прихлебатель привлек его внимание к телекамере, и улыбка Эйса стала ярче на пару сотен ватт.
Лиска вскочила со стула, как чертик из табакерки, и протянула руку, прежде чем Уайетт успел двинуться с места.
— Никки Лиска, отдел убийств, — представилась она. — Рада с вами познакомиться. Я наслаждаюсь вашим фильмом.
Ковач покосился на нее.
— Моя напарница, — объяснил он. — Блондинка с непомерными амбициями.
— Везучий ты, старый черт, — добродушно ухмыльнулся Уайетт.
— По-моему, ваша идея усиления связи между населением и полицией с помощью телевидения и Интернета просто блестяща, — заявила Лиска.
Уайетт просиял.
— Американская культура — мультимедийна, — громко произнес он, когда брюнетка-тележурналистка в красном блейзере подошла к нему с микрофоном. Ковач неодобрительно посмотрел на Лиску.
— Может быть, он даст мне работу технического консультанта, — с озорной усмешкой сказала она. — А потом, глядишь, я стану консультантом в фильмах Мела Гибсона.
— Ладно, я схожу в сортир.
Ковач стал пробираться сквозь толпу пришедших выпить и закусить куриными крылышками и жареным сыром за счет Эйса Уайетта. Половина присутствующих никогда с ним не встречались и тем более не работали, но с радостью праздновали его уход в отставку. Впрочем, за бесплатную выпивку они бы праздновали даже день рождения сатаны.
