ногу, и курила с абсолютно непроницаемым лицом. Эми устроилась в кресле для посетителей в ярко-розовом топе на бретельках и джинсовых шортах, сложив руки на коленях, как провинившийся ученик в ожидании директора. Услышав шаги, она повернулась к нему. Веснушки на бледном личике казались особенно заметными, как шоколадные крошки на молоке.
— Папа, — вкрадчиво начала она с таким видом, будто собиралась с силами для страшного удара, — мне надо кое-что тебе рассказать…
ГЛАВА 22
— Я вас оставлю, — вставая со стола, сказала Элизабет. — Похоже, вам двоим есть о чем поговорить. Что выражало ее лицо, Дэн разобрать не мог. Недобрый знак, подумал он, инстинктивно насторожившись, и повернулся к дочери. Эми бросила на Элизабет беспокойный взгляд; та остановилась, похлопала ее по плечу.
— Приятно было познакомиться с тобой, детка, проворковала она, сочувственно улыбнувшись. — Мне тоже, миссис Стюарт. — Эми закусила губу, пережидая бешеный стук сердца. У нее тоскливо заныло под ложечкой. — Вам действительно надо идти?
Элизабет ласково погладила каштановые волосы девочки, живо вспоминая, что это такое — пятнадцать лет и первая любовь, пусть даже просто влюбленность. Впрочем, в первый раз, когда бушующие гормоны обостряют все чувства, трудно понять разницу…
— Да, так будет лучше. Тебе надо самой провести этот бой, радость моя. Это часть процесса.
— Какого процесса? — спросил Дэн, когда Элизабет выскользнула из кабинета, прикрыв за собой дверь.
— Взросления, — промямлила Эми, разглядывая свои ногти, аккуратно покрытые ярко-розовым лаком. Сейчас она отдала бы что угодно, лишь бы избежать этого разговора. С отцом после ссоры по вопросу о свиданиях она не сказала и двух десятков слов, и то только по делу. Она упрямо молчала, воодушевленная твердой уверенностью в своей правоте и в том, что ее унизили и обидели. И вот теперь решилась не просто поговорить с ним, а начать разговор с того, что он точно не желает слышать. С того, что заставит ее чувствовать себя скорее виноватой, чем несправедливо угнетаемой.
Дэн занял место Элизабет, присев на край массивного дубового стола.
— Так в чем проблема?
— Трейс был со мной, — выпалила Эми, не поднимая взгляда от ногтей и отчаянно надеясь, что папа отреагирует спокойно, разумно и все поймет, как надо.
Дэн ничего не говорил, и за эти две минуты молчания в голове Эми промелькнуло с полдесятка различных сценариев. Затем она услышала его голос — низкий, напряженный, обманчиво тихий, как отдаленные раскаты грома перед бурей.
Что?
Она подняла голову и повернулась лицом к нему, думая, что теперь знает, что чувствовали агенты французского Сопротивления на допросе в гестапо. Отец смотрел на нее с каменным лицом. В его глазах разгорался гнев.
— Трейс не мог убить того человека, потому что, когда это произошло, он был со мной.
Дэн отлично держал себя в руках, хотя каждая жилка каждый мускул трепетали от напряжения, а нервные окончания болезненно ныли.
— Как он мог быть с тобой? Ты же была дома. Ты спала.
Об этом ему доложила миссис Крэнстон, как только он вошел домой. Он даже поднялся проверить, но обнаружил, что дверь ее спальни, как и вчера, заперта.
Эми сделала глубокий вдох и поведала все с начала до конца. Как познакомилась с Трейсом. Как ждала его во время бейсбольного матча, когда стало известно о драке возле бара. Как встретила Трейса на их обычном месте в лесу и привела к себе, чтобы пообщаться. Как уговорила залезть к ней в окно спальни по стволу дуба.
— Мы только разговаривали, — продолжала она, отчаянно теребя и выкручивая пальцы. — Трейс хороший, он мне очень нравится. Когда я увидела, как ему плохо…
Дэн остановил ее, рубанув ладонью воздух.
— И это после того, как я категорически запретил тебе свидания…
Эми подалась вперед, к нему.
— Но ведь это не было свидание. Мы только…
— Черт возьми, Эми, нечего заговаривать мне зубы! — загремел Дэн. — Ты знаешь, что я хотел сказать.
— Да, знаю! — крикнула она в ответ. — Ты хотел сказать, что я еще маленькая. Но, папа, это не так! — Она вскочила с кресла, дрожа от страха и гнева. Длинные волосы разметались по плечам, как фата. — Мне уже пятнадцать. Я уже не ребенок. Мама это понимает, и Майк тоже, только ты…
При упоминании человека, занявшего его место в жизни его дочери, Дэн сорвался.
— Мне плевать, что там понимает Майк Манетти, — процедил он. — Я твой родной отец.
— Отец, а не надзиратель! — выкрикнула Эми, решив идти до конца и не отступать. — Ты не можешь заставить меня остаться ребенком. Это единственное, чем ты, папочка, не способен распоряжаться по своему усмотрению. Я стану взрослой, нравится это тебе или нет.
— То есть, когда ты просишь парня залезть к тебе в спальню, то становишься взрослой? — иронически подняв бровь, осведомился Дэн. — По-моему, это и значит, что
Ты еще маленькая.
— Нет, это значит, что я пытаюсь жить моей собственной жизнью, хотя отец и не разрешает.
— А Майк Великолепный, выходит, разрешает? — осклабился Дэн. Старые обиды проснулись все враз, и старые раны будто жгло огнем. — Что, интересно, он еще разрешает делать моей дочери? Устраивать дома групповуху, пока он в отъезде?
Эми закатила глаза.
— Господи, это я-то ребенок? — укоризненно качая головой, спросила она, поставила руки на узкие бедра, бессознательно принимая ту же позу, что и отец, набрала полную грудь воздуха, чтобы справиться с бурлящими эмоциями и проглотить распирающий горло ком слез. — Майк видит, какая я, и доверяет мне. А ты вообще меня не знаешь. Видишь только то, что хочешь видеть. Хочешь, чтобы я до конца жизни была твоим приятелем, твоим «котенком», потому что такое место ты отвел мне в своей жизни, и боже сохрани что-то поменять, о чем-то договориться или чтобы получилось не по-твоему.
Дэн прищурился:
— Что все это значит?
— То, что, например, ты не хотел жить в Лос-Анджелесе и потому уехал. Неважно, чего хотела мама, о чем пыталась договориться с тобой. Неважно, что я оставалась одна…
— Эми, ты была совсем крохотная! — воскликнул он, удивляясь, как разговор свернул на эту тему, и не зная, как прекратить его, пока не полезли на свет божий воспоминания и эмоции, которые он столько лет держал взаперти. — Ты же ничего не знаешь о том, как мы с твоей мамой жили.
Эми смотрела на него обиженными, полными слез глазами.
— Я знаю, что ты уехал.
— Твоя мама могла поехать со мной. Я не хотел тебя терять. Я боролся, чтобы тебя оставили со мной!
— Боролся, — повторила Эми. На нее нахлынула та же беспомощность, те же отчаяние и боль, что и тогда, во время развода родителей. Она помнила минуту, когда поняла, что папа и мама перестали друг друга любить, и свой детский страх: а не перестанут ли они теперь любить и ее? Из глаз закапали слезы, и она вытерла их тыльной стороной кисти. — Боролся, как будто я твоя игрушка, — горько пробормотала она. — Твоя награда. Так вот, я не награда и не игрушка, я — человек, я расту, меняюсь и общаюсь с другими людьми, и если ты, папа, отказываешься с этим мириться, то, может быть, лучше мне уехать домой сегодня же!
Всхлипнув, она схватила со стула сумку и, хлопнув дверью, пулей вылетела из кабинета.
Дэн стоял не шевелясь, как изваяние. Весь его гнев прошел, и он чувствовал себя старым и слабым. Он тяжело вздохнул, обеими руками провел по волосам от лба к затылку. И почему жизнь такая сложная штука, почему все в ней должно быть переплетено и перепутано, общий результат неясен, перспективы темны?
