имевшие названия.
Рафферти посмотрел на макушку Мэри, на покоившуюся на его груди маленькую руку, и по всему его телу пробежала сладкая дрожь, очень похожая на первый, предупредительный толчок перед землетрясением.
Ресницы Мэри задрожали, взметнулись, и она посмотрела на Джей Ди большими, бездонными глазищами.
– Что-нибудь случилось? – сонно протянула она.
– Я должен идти.
– На дворе полночь.
– Уже пятый час. – Джей Ди отстранился от Мэри, сел, свесив ноги с края кровати, и потянулся за трусами. – Если я сейчас же не отправлюсь в путь, у меня весь день вылетит в трубу. А работы на сегодня полно.
Мэри села и потянулась, потом закуталась в покрывало. Голова у нее болела. Больно стало и оттого, что Рафферти уходил.
Она заправила волосы за уши и нахмурилась:
– Хочешь выпить кофе перед отъездом?
Джей Ди натянул джинсы, застегнул пуговицу и «молнию»:
– Спи дальше. Вчера вечером ты была не очень-то разговорчива.
– Так же, как и ты.
Мэри выбралась из постели и принялась искать одежду. Как только она наклонилась, чтобы поднять халат, что носила накануне, в голове у нее раздались те же ритмичные удары, которые издавало сердце, и Мэри моментально пересмотрела свое решение оставаться в распростертой позиции следующие восемь- девять часов. Упрямство пересилило. Если Рафферти встает, значит, и она, черт побери, тоже встанет!
Мэри пронзила взглядом надевавшего рубашку Рафферти:
– За кого ты меня принимаешь? За какую-то городскую девчонку?
– Ага.
– Ах «а-ага-а»? – передразнила Мэри и, уперев кулачки в бедра, нахально подошла вплотную к Рафферти. – Я могу ездить на муле, я побывала в кабаке, за неделю я не пропустила ни одного восхода солнца! Так кто же я после этого?
– Городская девчонка на каникулах в Монтане.
– О Господи! – проворчала Мэри и принялась застегивать кнопки на джинсовой рубашке Джея Ди.
Рафферти нисколько не удивился ее реакции:
– Ты такая, какая есть, Мэри Ли.
Руки Мэри застыли на груди Джея Ди, и она уставилась в бело-жемчужную кнопку. Ты такая, какая есть. Мэри была неприкаянной. Она была неприкаянная всю свою, странница в обществе, ищущая места, где бы она могла прижиться, не идя при этом на компромисс с собственной душой. Мэри показалось, что, возможно, она обрела такое место здесь, но вот Джей Ди говорит ей, что в Монтане она всегда будет чужачкой. Или же он говорил о собственном сердце? В любом случае, Мэрили, ты в проигрыше.
– Ты меня не знаешь, Рафферти, – пробормотала Мэри. – Ты слишком занят навешиванием на меня ярлыков, чтобы увидеть, какова я есть на самом деле.
Джей Ди стиснул зубы и ничего не ответил.
– Пойду приготовлю кофе, – тихо, скороговоркой сказала Мэри и поспешила отвернуться, чтобы Джей Ди не смог увидеть ее глаз. – Это быстро. Надеюсь, ты не слишком привередлив?
– В зависимости от того, насколько он будет крепок и горяч. – Джей Ди последовал вниз по лестнице за Мэри, с каждой новой ступенькой чувствуя себя все более виноватым. Он попытался избавиться от этого чувства, раздражаясь его навязчивостью и значением, с которым ему никак не хотелось соглашаться.
«Вот тебе и еще одна причина, по которой ты должен смыться», – подумал Рафферти, но вместо того, чтобы выскочить за дверь, притащился вслед за Мэри на кухню.
– Мой конек: горячий, крепкий, густой. Мои коллеги, судебные секретари, постоянно мне звонили и заказывали кофейник, если им предстояло стенографировать всю ночь.
– Это, наверное, хорошая работа… судебный секретарь?
– Конечно, если ты – независим, богат и законченный мазохист.
Мэри поставила кофейник на плиту и достала из буфета две чашки. На одной из них, белой с голубой каемкой, была изображена картинка, на. которой спаривались два мультипликационных кролика, на другой, коричневой, тем же самым занимались мультипликационные собачки. Люси в своем репертуаре.
– Впрочем, я не совсем справедлива, – почувствовав в душе укор совести, вздохнула Мэри. – Это замечательная работа для людей на своем месте. Я была не на своем месте. Сюрприз! – Она изобразила на лице широкую фальшивую улыбку.
Джей Ди прислонился к стойке и пристально разглядывал Мэри:
– Что ты будешь делать теперь, бросив эту работу?
– Ну-у, моя мамаша предполагает, что я найду себе работенку в каком-нибудь затрапезном баре, пристращусь к наркотикам и закончу панелью, торгуя телом, чтобы заработать на карманные расходы. Я, правда, настроена более оптимистично.
