Вселенную, не обладая, к счастью, способностью предсказать, к чему это приведет.
Наталия Сафронова
АУ, ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК!
Тоска по совершенному человеку сопровождала цивилизацию, наверное, с момента ее зарождения. Однако уже в начале прошлого века философы и писатели стали предупреждать об опасности экспериментов с «человеческим материалом».
В XX столетии прогнозы приобрели уже апокалиптический характер. Однако, несмотря на все предостережения, идея создания суперрасы, которая сумеет построить светлое будущее, по-прежнему привлекает очень многих.
Известная формула Сократа «Познай самого себя», что начертана на фронтоне Дельфийского храма, уже более двух тысяч лет продолжает смущать и побуждать к размышлению не худшие человеческие умы. Однако весьма умные скептики от науки, вроде замечательного современного русского ученого В. В. Налимова, не видят на этом пути существенного прогресса. Менялись эпохи, цивилизации и, соответственно, подходы, методологии постижения человеческой природы, но… (снова на память приходит тезис древнего ученого) о человеке мы знаем то, что ничего не знаем. И это при том, что в XX веке Homo sapiens — его душа и тело — был подвергнут пристальному анализу представителями разных наук. Сейчас интерес человека к самопознанию едва ли не достиг своего апогея. Существует специальная область знаний — человековедение, которая пытается провести синтез накопленной о предмете обширной информации. Раздаются голоса о необходимости единой науки о человеке; несть числа разным ученым форумам, посвященным человеку и комплексному подходу к решению его «загадок», «парадоксов» и «феноменов». «Человек играющий» (Хейзинга), «Человек бунтующий» (Камю), «Вечный человек» (Честертон), «Человек в поисках смысла» (Франкл) — вот самый скромный перечень эпитетов человека из нескончаемого возможного ряда, что предлагает только новейшая философия.
В России, еще совсем недавно гордившейся сотворением «нового человека» и «новой общности людей», уровень «незнания» оказался удручающим. Насильственно насаждаемое единомыслие стоило изрядных пробелов в образовании нескольких поколений отечественных ученых — философов, психологов, различных гуманитариев и не только их. Как известно, советская власть «отменяла» и некоторые естественные науки, вроде генетики, без которых невозможно понимание биологической природы человека. Теперь, пытаясь наверстать упущенное, Российская академия наук учредила Институт человека; параллельно создана негосударственная структура — Общероссийская академия человековедения; открываются различные региональные центры, гуманитарные институты и университеты, сосредоточенные на теме человека. Понятно, что круг чтения ученых, озабоченных этой проблемой, сегодня по сравнению с минувшими десятилетиями резко возрос и знаково изменился, что соответственно изменило многие позиции и методологии. Разумеется, пришел конец единомыслию.
Одновременно проявился своего рода социальный мазохизм. Отрекаясь от идеологических догм и клише советского периода, многие принялись рисовать крайне нелицеприятный портрет человека. Только что он был средоточием наилучших черт, этот «простой советский человек», едва ли не идеалом, и вдруг в одночасье все рухнуло. Вспомним, сколько пресловутой «чернухи» полилось на нас со страниц книг, журналов, с экранов, театральных сцен. Самобичевание тоже бывает полезно (в разумных пределах, конечно), поскольку его можно считать и формой тоски по некоему новому идеалу. Да, да, без идеала человечеству никак не обойтись. Тем более той его части, что проживает в России, где под обломками рухнувшей утопии исчезли многие мечты. И, похоже, снова России требуется «новый», более совершенный, чем прежде, человек. По иронии судьбы, эпитет «новый» молвой прилеплен к слову «русский». Однако это не означает, что мы отказались от идеала вовсе. Здесь, видимо, как говорится, возможны варианты. Попробуем поразмышлять на эту тему.
Есть в обществе круги, которые связывают возрождение страны с обращением к православию. Недаром оно претендует на важное место в рамках будущей национальной идеи, поисками которой, по слухам, призваны заниматься лучшие отечественные умы и души. Кажется, поиски санкционированы указом главы государства. Все серьезно. Однако следует признать, что в этом случае вектор поисков и идеи, и идеального человека направлен в прошлое. Исполнение, так сказать, известных заповедей творца? Но, как показала история советских десятилетий, это не сработало. Правда, заповеди были слегка «подредактированы» идеологами и выданы за «моральный кодекс строителя коммунизма», но сути это не меняет.
В этой связи заслуживают особого внимания позиции некоторых ведущих мыслителей нашего века, которые прослеживали путь религиозной идеи и искали точки ее соединения с современной жизнью. Крайне почитаемый сегодня испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет, много занимавшийся проблемой экзистенциального кризиса, который был характерен для первой половины XX века, искал его истоки в кризисе истинного средневекового христианства. По мнению ученого, западный человек уже на границе XV и XVI веков ощущал «Бога где-то на втором плане». Человек еще верил в сверхприродный потусторонний мир Бога, но вера его — не живая вера. Это что-то «обыденное, инертное». Мысль подробно развивается в лекциях, прочитанных философом в Мадридском университете еще в 1933 году (в России часть их впервые публикуется в 1992-м), но не может же наше отечественное человековедение являть собой tabula rasa! Образы древней христианской святости и совершенной жизни давно утратили над человеком власть, он потерял интерес к религиозным догмам (Ортега имел в виду европейца, отделенного от нас почти пятью столетиями). Можно ли серьезно уповать, что в конце XX века православие с его несколько аффектированной ритуальностью восстановит в нашем обществе христианские образцы совершенной жизни?
Ортега обращает внимание на понятие oikodunamein (греч. домостроение), употребляемое апостолом Павлом, который считает, что человек должен быть строителем самого себя. Да, продолжает философ, человек конструирует себя, хочет он того или нет. У каждого есть своя жизненная программа, реализация которой — дело личного воображения. Причем, различные жизненные проекты или программы «отнюдь не предстают перед нами в молчаливом бесстрастии». «Голос, идущий из тайных и неведомых глубин нашего существа (Ортега назовет его призванием), зовет нас выбирать что-то одно и забыть все остальное». Среди множества планов есть только один, который «содержит в себе то, чем мы должны быть». Однако большинство людей стремится заглушить этот голос. «Они, — продолжает Ортега, — поднимают в своей душе большой шум, пытаясь оглушить себя, отвлечь душевное внимание от этого голоса, не слышать его; подменяя свое подлинное бытие ложной жизненной ориентацией». Выходит, что не может быть единого эталона для разных людей. В известной степени, «совершенная жизнь» каждого человека — полная его реализация, жизнь в истинном смысле, совпадение с собственной «самостью».
