«Если», 1997 № 09

нападать на Марту. Она все еще успевала отбиваться. Но рано или поздно это должно было кончиться. Она плохо питалась. И поэтому ей становилось все труднее добывать пищу… Спираль, идущая вниз.

Вил пробежал глазами несколько страниц и остановился на обычном листке. Он почувствовал, как внутри у него все похолодело. Неужели это конец? Вил заставил себя прочитать запись. Это был комментарий Елены: Марта не хотела, чтобы последнюю страницу кто-нибудь про-читал. Ее слова были стерты, а потом восстановлены. «Вы сказали, что откажетесь расследовать убийство, если не увидите всего, Бриерсон. Ну, так вот, читайте, черт вас побери». Вилу показалось, что он слышит, с какой горечью Елена произносит эти слова. Он посмотрел на страницу.

Дорогая Леля, я думаю, пришел конец оптимизму, по крайней мере, в местных масштабах. Я сижу в своей хижине вот уже десять дней. В бочке есть вода, но у меня кончились запасы пищи. Проклятые собаки; если бы не они, я смогла бы продержаться еще двадцать лет. В последний раз, когда я вышла из хижины, они довольно сильно меня потрепали. В какой-то момент я даже хотела устроить грандиозное сражение, чтобы они попробовали моей алмазной пики. Но потом передумала; на прошлой неделе я видела, как они напали на пасущееся неподалеку животное.

Итак, я остаюсь в хижине. «Пока ты меня не спасешь» — так я себе говорю. Но, по правде говоря, я уже не рассчитываю на спасение. Если контрольные проверки должны происходить каждые несколько десятилетий (в лучшем случае), вряд ли следующая произойдет в ближайшие несколько дней.

Мне кажется, прошло сорок лет с тех пор, как меня выбросили в реальное время. Это такой долгий срок, гораздо длиннее, чем вся моя предыдущая жизнь. Я помню моих друзей рыболовов гораздо лучше многих моих друзей из числа людей. В одно из окошек мне видно озеро. Если бы они заглянули, они бы увидели меня. Только они почти никогда не заглядывают. По-моему, большинство из них меня уже забыли. Ведь собаки прогнали их отсюда целых три года тому назад. А это почти целое поколение для обезьян. Я думаю, что последний, кто меня помнит, это мой последний Хуан Шансон. Он не такой шумный, как все предыдущие Хуаны. В основном, он сидит и греется на солнышке… Я только что выглянула в окно. Он сидит на своем месте; мне кажется, он меня помнит.

Почерк изменился. Интересно, подумал Вил, сколько часов — или дней — прошло от одного абзаца до другого. Новые строчки были зачеркнуты, но Елена сумела их расшифровать:

Я только что вспомнила странное слово: тафономия. Когда-то я могла выступать экспертом в какой-нибудь области, просто вспомнив, как она называется. Теперь… Все, что мне известно… Я думаю, это изучение кладбищ, не так ли? Кучка костей — вот все, что остается от смертных… а мне известно, что кости тоже рассыпаются в прах. Только не мои. Мои останутся в хижине. Я пробуду здесь долго и буду писать… Прости.

У нее не было сил стереть эти слова. Потом шло пустое место, а дальше запись была сделана четкими печатными буквами.

У меня такое ощущение, что я повторяю написанное мною раньше, высказываю предположения, которые теперь стали уверенностью. Надеюсь, тебе удалось разыскать все мои предыдущие записи. Я попыталась рассказать тебе все в подробностях, Леля, я хочу, чтобы тебе было над чем работать, дорогая, наш план все еще может быть реализован. А когда это произойдет, сбудутся наши мечты.

Ты во все времена останешься моим самым лучшим другом, Леля.

Марта не закончила этой записи своей обычной подписью. Может быть, она собиралась продолжить. Дальше шел рисунок из разомкнутых линий. Только человек с развитым воображением мог представить себе, что это были печатные буквы: ЛЮБЛ.

И все.

Впрочем, это не имело значения. Вил уже перестал читать. Он лежал, спрятав лицо в руках, и всхлипывал. Это был дневной вариант его синего сна; только вот проснуться он не сможет.

Прошло несколько секунд. Синий цвет превратился в ярость, и Вил вскочил на ноги. «Кто-то сделал это с Мартой». В.В. Бриерсона забросили в будущее, отняли у него семью и вырвали из привычного мира. Но преступление Дерека Линдеманна — мелочь, над которой Вил даже и смеяться не станет, если сравнивать его с тем, как поступили с Мартой. Кто-то отнял у нее друзей, отнял любовь, а потом в течение многих лет медленно отнимал у нее жизнь, капля по капле.

Этот человек должен умереть. Вил, спотыкаясь, метался по комнате, он что-то искал. Где-то в глубине его сознания оставалось какое-то разумное существо, которое с удивлением наблюдало за таким безумным и ярким проявлением его чувств, но потом и это существо поглотила холодная, слепая ярость.

Вил обо что-то ударился. Стена. Он с силой нанес ответный удар, почувствовал, как приятная боль пронзила руку. Подняв кулак снова, Вил заметил в соседней комнате какое-то движение. Он бросился навстречу неясной фигуре, а она метнулась навстречу ему. Вил начал Наносить бесконечные удары. Во все стороны полетели осколки.

Неожиданно Вил обнаружил, что стоит на коленях, а вокруг льет свой свет солнце. Он почувствовал, как в области затылка распространяется какое-то леденящее ощущение. Вздохнул и сел. Он находился на улице, а вокруг валялись осколки битого стекла и, похоже, куски стены его гостиной. Он поднял глаза. И увидел Елену и Деллу. Он не видел их лично и вместе вот уже несколько недель. Должно быть, случилось что-то очень важное.

— Что произошло? — прохрипел Вил.

Странно. Горло болит. Как будто он кричал.

Елена перешагнула какую-то деревяшку и наклонилась, чтобы посмотреть на него. У нее за спиной Вил заметил два больших флайера. По меньшей мере шесть роботов-защитников парили в воздухе над женщинами.

— Мы бы тоже хотели это знать, инспектор. На вас кто-то напал? Наши защитники услышали крики и шум сражения.

…он разражался оглушительными воплями, бегал взад-вперед по берегу озера, хлопая себя по бокам. Марта удачно давала имена рыболовам. Вил посмотрел на свои окровавленные ладони. Транквилизатор, который ввела ему Елена, уже начал действовать. Он мог думать и вспоминать, но все его чувства стали какими-то замороженными.

— Я, я читал конец дневника Марты. Слишком увлекся.

— Понятно. — Бледные губы Королевой сжались.

Как она может оставаться такой спокойной? Несомненно, она уже прошла через это. Потом Вил вспомнил, что Елена провела целое столетие с дневником и пирамидами Марты. Теперь ему будет легче понять жесткость этой женщины.

Делла подошла поближе, под ее ботинками захрустело разбитое стекло. Она была одета во все черное, словно военный из какого-нибудь тоталитарного государства XX века. Руки Делла скрестила на груди. Взгляд темных глаз казался спокойным и отстраненным. Несомненно, ее нынешняя личность вполне соответствовала одежде.

— Да. Дневник. Огорчительный документ. Возможно, вам следовало выбрать другое время для чтения.

Это замечание должно было вызвать у Вила новый приступ ярости, но он ничего не почувствовал.

Елена высказалась более определенно.

— Я не понимаю, почему вы продолжаете копаться в личной жизни Марты, Бриерсон. В самом начале она сказала все, что ей было известно об этом преступлении. Остальное, черт возьми, вас не касается. Ладно. Мне кажется, я вас понимаю: мы во многом похожи. И я по-прежнему нуждаюсь в ваших услугах… Отдохните пару дней. Приведите себя в порядок. — Она повернулась и зашагала к своему флайеру.

— Эй, Елена, — позвала ее Делла, — вы что, собираетесь оставить его одного?

— Конечно, нет. Я задействовала ради него три лишних робота-за-щитника.

— Я хотела сказать, что когда действие ГореСтопа закончится, Бриерсону будет очень плохо. — Что-то промелькнуло в глазах Деллы. На короткое время на ее лице появилось смущение — она вспоминала