Но у меня достаточно здравого смысла, чтобы трезво оценить себя, поэтому мне совершенно ясно: я не фуршетный стол. А ты… ты можешь всю жизнь питаться шоколадными эклерами!
— А редиской не могу.
— Нет.
— А если… — Рен глубоко задумался, — если мне нравится редиска?
— Она тебе не нравится! Ты просто не знал ничего лучшего. Мне очень стыдно, что я так грубо вела себя с тобой. Прости меня. Вообще, я совсем не такая. Сама не знаю, откуда берется вся эта желчь.
Рен поднял бровь.
— Ну, хорошо, признаю, — сдалась я. — У меня есть своя злая, циничная сторона, просто в обычных условиях ее никто не видит. Но когда я страшно волнуюсь или переживаю стресс, все это выходит на поверхность.
Рен поставил мою ступню на пол, взял вторую и начал осторожно массировать ее большими пальцами. Он не произнес ни слова, поэтому я продолжила:
— Мне казалось, что если я буду бессердечной, жестокой и невыносимой, то сумею оттолкнуть тебя от себя. Это было нечто вроде защитного механизма…
— Значит, ты признаешь, что нарочно пыталась меня оттолкнуть?
— Да. Конечно.
— И это все потому, что ты — редиска.
Я в отчаянии всплеснула руками.
— Да! Теперь, снова став человеком, ты сможешь найти себе кого-нибудь получше, кого-то подходящего. Пойми, это не твоя вина. Я хочу сказать, что ты так долго был тигром, что просто не знаешь, как устроен этот мир.
— Верно. И как же устроен этот мир, Келси?
Я услышала отчаяние в его голосе, но решила идти до конца.
— Ну, проще говоря, ты можешь встречаться с какой-нибудь топ-моделью, ставшей мегазвездой кино. Разве ты никогда задумывался над этим?
Потеряв терпение, он сердито закричал:
— О да, я задумывался, еще как задумывался! Ты хоть понимаешь, что ты сейчас сказала? Если буквально истолковать твои слова, то я должен стать одним из этих спесивых, пустых, богатых распутников, которых интересует только власть и богатство, и ради этой цели мне предстоит серьезно улучшить свой имидж. Поэтому я обречен встречаться с ветреными, пустоголовыми, алчными дамочками, которых мое состояние и связи интересуют гораздо больше, чем я сам. Кроме того, я недостаточно благоразумен и недостаточно современен, чтобы понять, чего я хочу в этой жизни и с кем желаю ее провести. Я ничего не упустил? Все так, если подвести итог?
Я пискляво выдавила:
— Да.
— И ты действительно так думаешь?
Я содрогнулась.
— Да.
Рен наклонился еще ближе.
— Так вот, ты ошибаешься, Келси. Ошибаешься как насчет себя, так и насчет меня.
Он был в бешенстве. Я смущенно поерзала, но Рен еще не закончил.
— Я знаю, чего хочу. Я не пребываю в заблуждении. Я долгие столетия наблюдал за людьми из клетки, и у меня было достаточно времени, чтобы понять, что я больше всего ценю в жизни. С первой минуты, когда я увидел тебя, когда впервые услышал твой голос, я понял, что ты особенная. Не похожая на других. Когда ты впервые протянула руку в клетку и дотронулась до меня, я словно ожил после долгого- долгого сна.
— Возможно, это было лишь частью проклятия? Тебе это никогда не приходило в голову? Может быть, это не твои подлинные чувства! Возможно, ты просто почувствовал, что мне предназначено помочь тебе, и неправильно истолковал свои ощущения.
— Очень сомневаюсь в этом. Я никогда и ни к кому не испытывал ничего подобного, даже до всякого проклятия.
Все пошло совсем не так, как мне хотелось. Нужно было как можно скорее спасаться, пока я не сказала что-нибудь такое, что могло разрушить мои планы. Рен был моей темной стороной, запретным плодом, моей личной Далилой — чистым, беспримесным соблазном. Весь вопрос заключался в том… смогу ли я устоять?
Я дружески потрепала Рена по коленке и пустила в ход последнее средство.
— Я уезжаю.
— Ты… что?
— Я уезжаю домой, в Орегон. Мистер Кадам считает, что там я буду в большей безопасности, поскольку Локеш снова вступил в игру и собирается всех нас прикончить. Кроме того, тебе тоже нужно время, чтобы разобраться… со всем этим.
— Если ты уезжаешь, я поеду с тобой!
Я сухо улыбнулась ему.
— Тебе не кажется, что такой поступок сведет на нет цель моего отъезда?
Рен нервно провел рукой по волосам, глубоко вздохнул, потом взял меня за руку и заглянул в глаза.
— Келлс, когда же ты согласишься признать, что мы созданы друг для друга?
Внутри у меня все сжалось, словно я пнула доверчивого щенка только за то, что тот хотел быть любимым. Я отвернулась и стала смотреть в бассейн.
Спустя несколько секунд у меня за спиной раздался холодный и угрожающий голос Рена:
— Я не позволю тебе уехать.
Всем своим существом я хотела схватить его за руки, попросить простить меня, любить меня и забыть обо всем этом, но я пересилила себя, уронила руки на колени и взмолилась:
— Рен, прошу тебя. Ты должен меня отпустить. Мне нужно… я боюсь… послушай, я просто не могу остаться здесь, рядом с тобой, когда ты передумаешь, я не перенесу этого!
— Келси, этого никогда не случится.
— А может, и случится. Кто знает. Вероятность высока.
— Да нет никакой вероятности! — прорычал он.
— Но я не хочу рисковать своим сердцем. Рен! И не хочу ставить тебя в неловкое положение. Мне жаль. Рен. Честное слово, мне очень жаль. Я и теперь хочу быть твоим другом, но понимаю, что тебе это не нужно. Разумеется, если тебе понадобится моя помощь в поиске остальных даров Дурги, я вернусь по первому зову. Но я не могу остаться здесь, я не хочу, чтобы ты был со мной только из жалости, потому что чувствуешь себя обязанным мне!
— Из жалости? — с отвращением воскликнул он. — С тобой? Келси, что ты несешь? Ты не можешь говорить это всерьез!
— Но я серьезна! Очень-очень серьезна. Я попрошу мистера Кадама, чтобы он в ближайшие дни отправил меня домой.
Рен не сказал ни слова. Он просто опустился на свой стул. Я видела, что он кипит от гнева, но сказала себе, что через недельку-другую, вновь начав вращаться в реальном мире, он по достоинству оценит мой поступок.
И отвернулась в сторону.
— А сейчас я очень устала, Рен. Хочу лечь. — Встав с качелей, я направилась в свою комнату. Но прежде чем закрыть за собой раздвижную дверь, я спросила: — Я могу напоследок попросить об одолжении?
Он сидел на своем месте, крепко сжав губы и скрестив на груди руки, лицо его было перекошено судорогой гнева.
Я вздохнула. Даже в гневе он был прекрасен.
Поскольку Рен ничего не ответил, я продолжала:
