Первую жену, мать Белинды, выбрал лично дед Алексиуса. Жили они без любви, периодически допуская насилие, как в спальне, так и за ее стенами. После рождения дочери отец Алексиуса жил отдельно от маркизы. По словам сестры, отец часто избивал свою супругу, и все думали, что это происходит из-за того, что она не способна родить ему наследника.
Когда Белль было пять лет, мать ее умерла от воспаления слизистой желудка; отец в это время развлекался на охоте с очередной любовницей.
Жену свою он не оплакивал. Не успело тело маркизы остыть, как старший Синклер уже отправился в Лондон с намерением возобновить свои похождения. Запойный пьяница, он нередко пускал в дело кулаки и обрел скандальную славу за дерзкое обращение с дамами.
Мать Алексиуса, леди Сьюзан, была как раз одной из тех безымянных девиц, которых так любил соблазнять и бросать его отец-алкоголик. К несчастью для Синклера-старшего, она оказалась младшей дочерью графа Талмашского, наделенного огромной властью, как в политической, так и в светской жизни.
Узнав о деликатном положении дочери (многие считали, что это было результатом жестокого изнасилования), лорд Талмаш поставил Синклера перед выбором: или брак, или смерть. Тот благоразумно предпочел жениться. Женщина она была весьма приятная, к тому же семь месяцев спустя новоиспеченная маркиза принесла ощутимую пользу, а именно родила Синклеру наследника.
Тот же, в свойственной ему эгоистической манере, отпраздновал благую весть о рождении сына в постели любовницы. Леди Сьюзан впала в депрессию, от которой, по мнению многих, так и не оправилась. Через несколько месяцев после второго дня рождения Алексиуса мать погибла под колесами кареты. Ходили слухи, и небеспочвенные, что это было самоубийство. Кто-кто, а Алексиус и Белль знали, каково это — жить под жестоким контролем отца.
Старший Синклер не выносил каких-либо проявлений слабости и чувства сострадания, и уроки свои он в буквальном смысле вколачивал детям в головы.
Леди Джулиана замерла, когда они с Алексиусом подошли к главной лестнице. Молчание его почему- то раздражало. Она отпустила его руку.
— Лучше мне идти дальше самой.
— Как хотите.
— Да, именно этого я и хочу, — отозвалась Джулиана. — Маман надеется подыскать нам, своим дочерям, выгодные партии в этом сезоне, а вы…
— Не гожусь на эту роль?
Она покраснела от его прямоты.
Слова леди нисколько его не задели. То, что к ее красоте прилагался еще и незаурядный ум, только подогревало его интерес.
— Да. Но, умоляю вас, не обижайтесь!
— Что вы, что вы! — Он осторожно погладил ее подбородок. — Я вам абсолютно не подхожу.
Леди Джулиана горячо закивала.
— Хорошо, что у нас нет расхождений на этот счет.
— Это не совсем так.
— Прошу прощения?
— Хотя я абсолютно не подхожу на роль супруга, мне бы очень хотелось увидеться с вами вновь.
— Мне это не кажется благоразумным.
— Пожалуй. Но разубедить меня будет очень непросто, — с этими словами он заключил Джулиану в объятия, заставив ее даже вскрикнуть от неожиданности.
Его губы, повергая ее в неистовство, парили совсем рядом. Она ждала поцелуя в любой момент. Казалось бы, что может быть проще — преодолеть этот дюйм и утолить жажду… Но он отпустил ее.
Пошатнувшись, она отступила на одну ступеньку и ухватилась за перила.
Ему было приятно видеть, как огорчил ее несостоявшийся поцелуй.
— Предупреждаю вас, леди Джулиана, в следующий раз я не буду вести себя как джентльмен.
Фрост вышел из полумрака лишь тогда, когда Син и леди Джулиана уже поднялись почти до середины лестницы. «Интересно», — подумал он. Он оставил леди Лори и последовал за Сином, потому что реакция того на леди Джулиану очень его разозлила. Что-то между ними было, но что, он не мог взять в толк. Ведомый любопытством, он прокрался вслед за ними и увидел, как парочка ныряет в кабинет. Через двадцать минут они оттуда вышли, и от внимания Фроста не ускользнул румянец на щеках леди Джулианы, смятые складки ее юбки и мрачное выражение лица ее спутника.
Что бы ни произошло в той комнате, довольным он явно не выглядел.
В груди его разгоралась злоба, источник которой Фрост сам не мог проследить. Они с Сином не раз делили женщин. Как только Фроста утомила бы эта застенчивая скромница, он с радостью передал бы ее другу.
Что-то с Сином было не так.
Если леди Джулиана каким-то образом околдовала его, то Фрост намеревался приложить все усилия, чтобы разрушить эти чары.
Еще ни одной женщине не удавалось их рассорить. И Фрост готов был пойти на все, чтобы леди Джулиана не стала первой.
Глава 8
— Думаешь, пойдет дождь?
Джулиана взглянула на Корделию, сидевшую возле матери на одеяле, с книгой на коленях, и перевела взгляд на небо, затянутое тучами.
— Скорее всего, — сказала она, швыряя хлебные крошки жадным чайкам, которые с чарующей ловкостью ловили их, паря у кромки воды. — В воздухе пахнет грозой.
Она взяла большую краюху хлеба и рассмеялась, когда нахальная птица выхватила ее из рук.
— Дождь начнется не ранее, чем через несколько часов, можно не спешить, — сказала маркиза, отвечая на немой вопрос, не пора ли собираться и возвращаться домой.
Когда леди Данкомб за завтраком объявила, что они устроят пикник на берегу Темзы, дочки согласились с большой неохотой. Поздно заканчивающиеся балы порядком их утомили, и им хотелось в кои-то веки провести вечер дома. Однако переубедить маркизу было тяжело — и вот, захватив миссис Мэддок и леди Харпер, они отправились на живописную поляну близ Ричмонд-бридж.
День выдался погожий и тихий; Джулиана невольно вспомнила деревенскую идиллию, которой наслаждалась прежде.
— Не хочешь с нами поиграть? — крикнула ей Лусилла, гонясь за небольшим плетеным обручем.
— Да, присоединяйся! — тяжело дыша, поддержала ее леди Харпер. — Если, конечно, не собираешься скормить всю нашу снедь птицам.
Сестра Джулианы исхитрилась уговорить тридцатилетнюю леди Харпер сыграть в энергичную игру под названием серсо. Взяв в каждую руку по палке, участницы должны были подбрасывать семидюймовый обруч в воздух, чтобы другие ловили их также на палки. В случае с Лусиллой и леди Харпер это была забава безнадежная ввиду, увы, их неуклюжести.
Джулиана стряхнула с пальцев крошки.
— Когда мы последний раз играли в серсо с Лусиллой, она попыталась проткнуть меня этой палкой.
Признание, похоже, ошеломило леди Харпер:
— Господи Боже!
Корделия поднесла книжку к губам, чтобы никто не услышал ее смеха.
