простыней. Габриель отдернул ее. Волосы у отца были длинные, седые; лоб избороздили глубокие морщины, точно такие тянулись от уголков рта. Прежде Габриель только и слышал, будто он — копия отца. Сейчас убедился в этом лично, словно взглянул на себя в старости — на себя, изнуренного жизнью и беспрестанными поисками чего-то в сердцах людей.
Встав на колени, Габриель приложил ухо к отцовской груди. Прошло несколько минут, и наконец раздался удар сердца. Габриелю стало не по себе. Отец будто стоял где-то рядом и звал.
Младший Корриган встал и, поцеловав отца в лоб, поднялся по лестнице. Он уже закрывал люк, когда в кладовую вошла Майя.
— Как отец?
— Все так же. — Он обнял ее, запустив пальцы ей в волосы. Майя ответила тем же. Сказала:
— Капитан Фоули прибыл, матушка Блэссинг спускается к пирсу. Тебе надо идти, сейчас же.
— Она знает о вчерашней ночи?
— Ну разумеется. — Ветер ворвался в хижину через неплотно прикрытую дверь. Майя отошла и закрыла ее. — Мы совершили ошибку. Я не выполнила своих обязательств.
— Прекрати говорить как Арлекин.
— Но я и есть Арлекин. Только не смогу защищать тебя, Габриель, пока не стану как матушка Блэссинг — холодной и рассудительной.
— Не верю.
— Я Арлекин, а ты Странник. Время принять свои роли.
— О чем ты?
— Твой отец в ином мире и может не вернуться. Твой брат стал частью Табулы. Теперь надежда на тебя одного. У тебя есть сила, воспользуйся ею.
— Я того не желал.
— И я не желала себе такой жизни, но она мне дана. Прошлой ночью мы пытались уйти от своей судьбы. Матушка Блэссинг права: любовь ослабляет нас, делает глупыми.
Габриель попытался снова ее обнять.
— Майя…
— Я приняла себя тем, кто я есть. Время и тебе принять свою ответственность.
— Что же мне делать? Возглавить Свободных бегунов?
— Поговори с ними. Начало положено, они тобой восхищаются, Габриель. Когда я вошла в Винный дом, то видела в их глазах обожание.
— Ладно, поговорю с ними. Но и ты мне нужна.
Майя отвернулась, чтобы Габриель не видел ее лица.
— Береги себя, — произнесла она натянутым голосом. Потом вышла из хижины и стала подниматься на вершину склона, а ветер трепал ее черные волосы.
Схватив свой рюкзак, Габриель покинул хижину и спустился по каменной лестнице к пирсу. Капитан Фоули в лодке колдовал над двигателем. Матушка Блэссинг расхаживала взад-вперед по бетонной площадке.
— Майя дала мне ключи от вашей машины, — сказала ирландка. — Поедем на север, в графстве Каван есть убежише. Нужно кое с кем созвониться…
— Делать можете что угодно, а я возвращаюсь в Лондон.
Убедившись, что капитан Фоули все еще в лодке и не слышит, о чем они разговаривают, матушка Блэссинг сказала:
— Ты встал под мою защиту, Габриель. Решения принимать мне.
— У меня в городе есть друзья — Свободные бегуны. Нужно с ними поговорить.
— А если я не согласна?
— Табулы испугались, матушка Блэссинг?
Коснувшись черного металлического футляра с мечом, ирландка-Арлекин нахмурилась, будто языческая царица, оскорбленная простолюдином.
— Это они меня боятся.
— Славно, потому что я возвращаюсь в Лондон. Хотите защищать меня, поедете со мной.
24
Из окошка на чердаке Габриель смотрел на маленький общественный парк в центре Боннингтон-сквер. Было девять вечера. Туман с Темзы медленно полз по узким улочкам Южного Лондона. Уличные фонари еле горели, словно их душил всепроникающий холод. Парк и улицы будто бы вымерли, но в двери Винного дома то и дело стучались — приходили все новые группы молодых людей.
Три дня назад Габриель вернулся в Лондон и остановился в барабанной лавочке Уинстона Абосы. Попросил Джаггера о помощи — тот откликнулся немедленно. Зов быстро разошелся по городу, и теперь в Винный дом сходились Свободные бегуны со всех концов страны.
В дверь дважды постучались. Это пришел Джаггер — он возбужденно просунул голову в дверной проем. Снизу доносились голоса толпы.
— Столько народу! — сказал Джаггер. — Из Глазго, из Ливерпуля… Даже твой старый дружок из Манчестера, Каттер, и тот приехал. Уж не знаю, откуда про нас услышал.
— Места всем хватит?
— Льдинка, как вожатый в летнем лагере, показывает, кому куда сесть. Роланд и Себастьян проводят кабель по коридору. Хотим везде поставить динамики.
— Спасибо, Джаггер.
Нахлобучив на голову шапочку, Свободный бегун смущенно улыбнулся.
— Слушай, парень, мы друзья, верно? Значит, можем говорить о чем угодно?
— Что-то не так?
— Эта ирландка, телохранительница твоя… В доме народу собралось прилично, через переднюю дверь не войти. Ну, Роланд обошел дом, перелез через стену в сад, хотел войти через кухню — у нас там запасный вход-выход… И тут выскакивает эта ирландка, тычет Роланду в лоб пушкой…
— Она ранила его?
— Не-е, но Роланд чуть в штаны не наложил. Богом клянусь. Может, ей того… снаружи подождать, пока встреча идет? А то шлепнет кого-нибудь ненароком…
— Не бойся. Я только произнесу речь, и мы сразу уедем.
— А дальше?
— Попрошу помощи, а дальше… дальше — посмотрим. Хочу, чтобы ты стал посредником между мной и теми людьми, что пришли.
— Без проблем. Положись на меня.
— Я остановился в Камден-маркет, под землей, в катакомбах, в барабанном магазине. Владельца зовут Уинстон — он знает, как меня найти.
— Похоже на план, приятель, — торжественно кивнул Джаггер. — Все с нетерпением ждут твоей речи. Только дай пару минут — нужно еще подсуетиться.
Джаггер спустился по лестнице, а Габриель остался сидеть в кресле, наблюдая за маленьким парком. Себастьян рассказывал, будто здесь раньше стояло здание, но во время Второй мировой его разбомбили. Площадка превратилась в свалку для мусора и старых автомобилей. Позднее территорию очистили, засадив обыкновенным кустарником вперемешку с плющом и более экзотическими растениями: пальмы, банановые деревья соседствовали с английской чайной розой. Себастьян был убежден, что Боннингтон-сквер — это вообще отдельная экологическая зона со своим особенным климатом.
На крыше каждого дома по периметру парка росли деревья и кусты. Даже команда Джаггера разбила у себя на заднем дворе огородик. Большой Механизм с его вездесущими камерами, казалось, только усилил желание граждан хоть иногда побыть в одиночестве. А уж если рядом друзья, еда и бутылка вина, то и
