выяснил до сих пор.
Передняя яранга Рольтыгыргына была исключительна по своей величине – ее диаметр вместо обычных пяти – семи метров достигал десяти или двенадцати. В ней одновременно ставились три полога. Сейчас пологи сушились на солнце после выбивания, и огромная яранга была пуста. В середине возле костра на шкурах сидели хозяин и Укукай.
Хромой Рольтыгыргын принял меня очень приветливо, предложил сесть на «постель» (шкуру), но Укукай едва ответил на приветствие и поспешил продолжить разговор, прерванный моим появлением.
Мне оставалось сесть, слушать трудно понятный рассказ о каком-то мелком происшествии или развлекаться чукотским учебником, который валялся рядом на шкуре. Этот учебник – след зимней поездки учительниц Абрамовой и Волокитиной, одна из которых обучала детей в этой яранге.
Улучив минуту, я спросил у Укукая (по-русски, конечно), будет ли наконец сегодня вечером разговор о дальнейшей поездке. Он буркнул нетерпеливо, отвернув лицо в сторону: «Вечером поговорим».
Очевидно, дело наше плохо, Укукай знает что-то плохое и не хочет сообщать это от своего имени – пусть вечером Ионле сам сформулирует отказ.
Свежий чайник был повешен на костер, но я не имел силы сидеть дольше. Мне не терпелось дойти скорее до яранг Ионле, посмотреть, как дотащился наш караван, сколько у Ионле нарт и каковы на вид его олени. Поэтому, сказав универсальное «тагам», которое в русско-чукотском жаргоне употребляется для всех форм и способов движения и заменяет чуть ли не все времена глагола, я скатился на лыжах с холма и отправился на ту сторону.
Яранги Ионле стояли на пологом склоне, сплошь утоптанном оленями. Возле них уже разместились мои спутники и ставили палатку. Кроме наших нарт много пустых нарт, частью связанных попарно и, следовательно, привезенных недавно, стояло между ярангами. Олени паслись высоко на горе, на взгляд их было не меньше четырехсот; как я знал, у Ионле должно быть свыше сотни упряжных оленей.
Кочуем с Ионле
Сто следов бегут по снегу разом.
Стойбище Ионле сегодня очень оживлено: кроме нас сюда съехалось до десятка чукчей Ильвунейского нацсовета, и во всех ярангах сидят гости. Легкий ужин, который предлагает Ионле гостям во внешней части своей передней яранги, собирает человек пятнадцать. Чай и толченое мороженое мясо, медленный и полный достоинства обмен репликами и никаких разговоров о поездке. Мы терпеливо выжидаем течение событий и лишь у себя в палатке отводим душу. Наконец к вечеру приходит Укукай и приглашает на собрание: Ионле решил отказаться не лично, а опереться на общественное мнение.
В собрании будут участвовать главным образом чукчи, так или иначе зависящие от Ионле, связанные с ним хозяйственными отношениями, и они постановят то, что он хочет. Он скроется за другими и не пойдет на открытый конфликт с райисполкомом.
В начале заседания Ионле произнес большую речь, в которой указал множество причин, препятствующих поездке на Большой Анюй.
По его словам, поездка эта совершенно невозможна: на нее надо не меньше четырех месяцев, по дороге нет корма, лежат большие снега, мы будем идти по два-три километра в день и застрянем в горах, когда начнется таяние; и у него нет упряжных оленей в достаточном количестве, ни нарт, ни работников- каюров.
Остальные чукчи поддерживают Ионле и даже стараются сгустить мрачные краски. Тщетно я пытаюсь убедить собравшихся в необходимости поездки, указываю на ее государственное значение, рассказываю о тех ценных товарах, которые я дам в уплату за транспорт, – ничто не помогает. Да и Укукай не старается перевести как следует мои слова – ясно, что он также заодно с Ионле.
Несмотря на то что большинство фактов, приводившихся Ионле в доказательство невозможности поездки, были ложны (как мы убедились впоследствии), собрание постановило, что оленей для нашего транспорта на Большой Анюй дать нельзя.
Было совершенно ясно, что это решено не теперь, а с самого начала – богатые чукчи не хотели везти нас даже и на Малый Анюй. И Теркенто просто выполнял общую волю, посылая негодных для перевозки оленей, и Вео согласно с этим решением избегал нас, и вся политика Ионле сводилась к оттяжке решительного ответа, чтобы окончательно отказаться лишь здесь, в глубине гор, где мы будем уже не в силах прибегнуть к помощи районных властей и где само время, растраченное на поиски оленей, будет против нас.
Укукай, конечно, выполнял то, что решили кулаки. И его погоня за Вео, которую он мне ярко описывал, свелась, наверно, к сидению в ближайших ярангах, потому что он заранее хорошо знал, что на Большой Анюй нас не повезут. Вео потом, после нашего отъезда, явился в Чаун и с хорошо разыгранной наивностью удивлялся, что не застал нас там.
Вероятно, здесь не без влияния шаманов – весьма возможно, что на нашу поездку был наложен запрет, как на опасную для благосостояния стад. Ведь, например, в 1935 году все еще почти невозможно было купить у чукчей живых оленей для организации транспорта для факторий или для устройства совхоза. Продажа оленей считалась очень опасной для стада и запрещалась шаманами. Единственный случай продажи большой партии живых оленей (более тысячи голов) на Аляску, который имел место в начале столетия, по мнению чукчей, принес большое несчастье владельцам и погубил их стада.
Грустно удалились мы в свою палатку. Хотя уже давно мы ожидали такого конца, но все же у нас таилась небольшая надежда, что Ионле честно выполнит свои обещания. Но нет худа без добра. Наши исследования Чаунского района показали, что он представляет большой интерес в отношении полезных ископаемых; поэтому следует изучить его гораздо подробнее, чем предполагалось по плану. Мы можем использовать время, освободившееся от поездки на Большой Анюй, для систематического изучения района Чаунской губы, для его детальной съемки. При этом мы можем широко воспользоваться аэросанями: их работа в марте показала, как много можно на них сделать в более теплые месяцы.
Теперь предстояла задача вернуться отсюда скорее в Чаун и вызвать аэросани из Певека. Я ожидал, что встречу сильное сопротивление, но, к моему удивлению, Ионле тотчас же согласился доставить нас на своих оленях в Чаун. По-видимому, он считал, что опасно оставлять нас здесь, в центре кочевки. В помощь нам придут аэросани, приедут районные власти, и кто знает, что будет дальше. Воспользовавшись этим, я потребовал легкие нарты с проводником для разъездов здесь: раз мы забрались так далеко в горы, надо было изучить склон западной цепи, отделяющей нас от реки Раучуван. А за это время Ковтун определит здесь астропункт.
Через день мы откочевали в долину реки, к выбранному нами для астропункта месту. И откуда только у Ионле взялось множество крепких нарт – больше даже, чем нам было нужно. А когда пригнали оленей, среди них оказалось не менее ста пятидесяти громадных, упитанных, крепких упряжных быков, которые заполнили загон лесом рогов. Приятно было видеть – после наших измученных животных – этих храпящих, отбивающихся, поводящих налитыми кровью глазами здоровенных животных.
В Ионле виден был хороший хозяин: олени были отборного качества, нарты не сломаны, упряжь из крепких, толстых ремней.
И сам Ионле не сидел сложа руки, а ловил и запрягал оленей и, наконец, сам поднимал нарты при старте, чтобы олени не портили себе плечи.
Мы откочевали обратно к тому месту, где были оставлены нарты; здесь возвышался приметный утес, к которому можно было «привязать» астрономический пункт, чтобы будущие исследователи могли легко найти его и воспользоваться им для своих топографических съемок.
Здесь стан наш расположился в установленном чукотскими обычаями порядке: впереди стояла яранга Ионле, затем – яранга матери его жены и, наконец, яранга работников. Мы случайно поставили свою палатку перед ярангой Ионле, и не знаю, не нарушили ли правил чукотской вежливости. Обычно чукча, присоединявшийся к стойбищу, спрашивал согласие переднедомного, хозяина стойбища, и ставил свою ярангу позади.
Рядом на склоне густые заросли кустов ольхи, и из всех яранг подымается дым. У Ионле едят неплохо. Особенно много мяса истребляется, конечно, в передней яранге. Здесь спят дольше и огонь разжигают значительно позже, чем в задних ярангах.
Мы тоже купили себе мяса у Рольтыгыргына. Как полагается, туша была положена в содранную шкуру,
