умеют возить грузы вьюком на оленях, считают это грехом и таскают грузы на плечах. Поэтому их кочевки летом очень ограничены.
Из яранги подымается дым, мне хочется пить, и меня очень тянет зайти туда, снять лыжи, сесть скрестив ноги на «постель» и тянуть густой чай из блюдечка, закусывая мороженым мясом и рассказывая «пыныль». И право, с трудом удается убедить себя, что надо идти к утесам и собирать образцы.
Возвращаюсь к палатке поздно. Уже темнеет. Ковтуна нет. На склоне горы его также не видно. Надо ли идти его искать или ждать утра? Ночи еще недостаточно светлы для поисков.
Только когда в ущелье уже совсем сгустился вечерний сумрак, показался вдалеке Ковтун. Я рад его приходу, но вместе с тем начинаю его журить: зачем так рисковать, когда можно было подняться на эту же гору кругом, через плоскую гриву. Ковтун и сам не хотел бы повторять этого восхождения: снег был так крепко убит ветром и такой скользкий, что ему пришлось ползти и цепляться голыми руками. Все ногти у него ободраны. А отступление было невозможно – спускаться вниз еще хуже. Так, отчаиваясь не раз в успехе, он дополз до вершины. К счастью, южный склон горы уже частью оттаял, обнажились осыпи, и можно было спуститься в долину Яракваам.
Следующий день был также посвящен экскурсиям. К вечеру приехал Ионле и привез заказанного ему оленя (нам нужно мясо для нас и в Чаун для нашей базы). Цена мяса у Ионле гораздо выше, чем у Теркенто. А привезенный олень, как это ни странно, не содержит некоторых существенных частей – например, у него только по три ребра с каждой стороны. Сразу видно, что Ионле человек хозяйственный.
Ущелье Яракваам вверх от первой наледи очень мрачно. Над черными осыпями и белыми скатами тянутся черные обрывы утесов. Ущелье, похожее на узкий коридор, постепенно загибается направо. Дно его покрыто крепкими застругами, а там, где морены стесняют русло, появляются наледи. Аэросани лезут все выше и выше; последняя наша стоянка была на высоте 600 метров над уровнем моря, а теперь мы забрались, наверно, еще метров на двести.
Снег истоптан оленями: сюда также заходили стада Ионле, так что сказка о непроходимости Яракваам, рассказанная нам на совещании у Ионле, становится еще смешнее.
Долина поворачивает к югу. Хотя речка уходит в узкое боковое ущелье, но на юг по-прежнему идет широкая ледниковая долина. Мы поднимаемся по ее полого-волнистому дну; подъем не очень крут, и сани легко берут его. Вот перевал – плоская седловина на высоте 900 метров над морем.
Мы победили, мы перевалили на юг, в лесную страну, в обетованную страну Анюев! Даже «местное население» радостно приветствует нас: возле самых саней вылезает из норки суслик и с любопытством глазеет на нас. Он стоит прямо, как столбик, и с забавным писком быстро поворачивает туловище направо и налево и взмахивает лапками. Денисов в изумлении останавливает сани, и мы смотрим некоторое время друг на дружку, пока наконец моя попытка достать фотоаппарат не пугает зверька, и он, пискнув, прячется в снег.
Спуск на юг круче. Долинка быстро выходит в главную, большую долину, которая идет широким раструбом на юг, к окраине хребта. Кусты здесь появляются вскоре после перевала – сразу видно, что мы попали в благодатную южную страну. А вдоль кустов у подножия склона идет тропинка с большими следами, похожими на человечьи. Но это ходили не дикие индейцы, а всего лишь бурые медведи. На северном склоне они еще спят, а здесь уже проснулись, гуляют и высматривают сонных куропаток.
После ночевки у первых кустов мы передвинулись до окраины хребта: нам нужно было дойти до озера Илирнейгытхын и этим маршрутом связаться со съемкой экспедиции геолога В. А. Вакара, работавшей в соседнем к западу районе.
Мы останавливаемся там, где кончаются высокие горы и начинается тянущееся к югу плато. Взобравшись на гору, я увидал, что южнее вся долина занята странным, длинным озером с изрезанными извилистыми берегами, с несколькими островами. Нижний конец озера перегорожен множеством (не менее десятка) поперечных валов.
Двадцать или тридцать тысяч лет назад по долине спускался громадный ледник, который здесь кончался и таял. Эти валы – его конечные морены, образовавшиеся из каменного материала, который ледник тащил на своей поверхности.
По обоим склонам лежат боковые морены – груды камней, вытаявшие с краев ледника. А острова на озере также морены, но срединные, образовавшиеся при слиянии двух ледников из их боковых морен. Поэтому озеро такое беспорядочное, как будто кто нес в решете землю и просыпал в разных местах. Но это еще не Илирнейгытхын (озеро с островом), а озеро Тытыль; с горы видно километрах в двадцати другое озеро, в лесу. Да, в настоящем темном лесу. Очень бы хотелось добраться до этого леса, вытопить печку настоящей сухостойной лиственницей, но у нас бензин на исходе, и надо поворачивать назад.
Обратный путь мы совершаем в один день. Аэросани бойко взбираются в гору, и только на самом последнем крутом подъеме перед перевалом кажется, что машина сейчас станет. Но ничего – она тихонько вползает на перевал. Отсюда уже легко, даже дует попутная пурга, обдирающая снег с морен. На стоянке возле яранг Ионле мы забираем мешок с мясом, который оставили, уезжая на перевал. Возле него мы устроили чучело с гремящей на ветру коробкой от консервов, чтобы отпугивать росомах.
На пути к базе надо еще осмотреть длинный ряд утесов в долине Лелювеем. Пока я хожу вдоль скал и изучаю слои песчаников и сланцев (а также заодно и следы пиршества какой-то лисицы или песца: хорошо видно, как она подкралась к спящей куропатке и растерзала ее в клочья), Ковтун взбирается на гору, чтобы взять засечки.
Мотор начинает стынуть, мы с Денисовым заводим его и прогреваем; шум вызывает обратно Ковтуна. На гору он поднимался без лыж по крутому крепкому склону, а теперь спустился на подветренный склон, где снег доходит ему до пояса. Все медленнее и медленнее двигается он, судорожно прыгая в глубоком снегу. Мы теряем уже надежду, что он доберется до нас; надо послать спасательную экспедицию. Аэросани делают круг, проходят возле Ковтуна, но он уже выбился из сил и не может вскочить в них на ходу. А мы не можем остановиться в таком рыхлом снегу: потом придется долго раскачивать сани. Денисов делает второй круг и останавливается на накатанной санями лыжне. Ковтун влезает усталый и мокрый.
На базе Яцыно встречает нас с восторгом: уже пять дней, как он сидит один в палатке. Охота на куропаток и зайцев надоела, другое занятие – строить опознавательный знак, пирамиду из камней на холме для привязки астропункта, – также приелось.
Еще одно озеро
Да слушать сквозь ветер холодный и горький
Мотора дозорного скороговорки.
Между нашими двумя маршрутами в глубь хребта по Пучевеему и Яраквааму остается большой отрезок неисследованной части хребта. Следует пересечь хребет еще по какой-нибудь речке в восточной стороне впадины Лелювеем. С холмов у нашего астропункта видно значительное понижение в этой части хребта и несколько речных долин, поднимающихся к нему. Но трудно разобрать, какая из них глубже врезана и может иметь доступный для аэросаней перевал. Я выбираю восточную долину, наиболее широкую и наиболее далекую от реки Яракваам.
27 апреля, после того как большие сани съездили в Чаунскую культбазу и привезли новый запас бензина, мы выезжаем для последнего пересечения Анюйского хребта. Благополучно проходим большую наледь, которая занимает значительное пространство к югу от нашего стана. Два зайца убегают в кусты; отбежав немного, они останавливаются и, подняв передние лапки, с любопытством смотрят на сани.
В десяти километрах к югу Лелювеем подмывает длинный ряд утесов. Мне нужно осмотреть их, и аэросани идут через полосу кустов и затем вдоль подножия. Но дорога становится опасной: из наледи, лежащей южнее, сюда бегут потоки воды, и в снегу расплылись большие влажные синие пятна и полосы. Мы попадаем на узкий мыс между двумя такими полосами. Немного поколебавшись, Денисов решительно направляет сани поперек синей полосы. Скачок, брызги воды и снежной каши – сани оседают задом. Несколько мгновений неприятного ощущения: вытянет ли мотор? Мы почти стоим на месте, медленно мотор выдирает машину на сухой снег. Это, вероятно, был самый опасный момент наших поездок на аэросанях. Если бы сани застряли в этой яме, наполненной снегом и водой, не знаю, как бы мы вытащили их оттуда.
После этого происшествия мы уже остерегаемся пересекать русла под утесами без предварительной разведки.
Возле подножия хребта в долине Лелювеем стоит одинокая яранга. На звук мотора из нее выходят чукчи
