дубинками. Сидя в фургончике, Смит смотрел, как его люди располагаются вокруг парадного под номером тридцать шесть. Кто-то позвонил. Сандерс открыл, и его незамедлительно забили дубинами трое юнцов. Джордж все еще оседал на пол кровавой кучей, когда его бывшие товарищи, перепрыгивая через него, ворвались в дом. Они вырывали из стен трубы, крушили мебель и окна. Подросток, снимавший эту квартиру вместе с тремя другими бывшими членами саррейского отделения, был пойман при попытке слинять через задний ход.
– Ах, ты, блядь! – закричал боевик.
И, разбив подростку челюсть кастетом, прибавил. – Это научит тебя давать только полноправным представителям пролетариата!
Руки, державшие подростка за запястья и плечи, отпустились, и парень сразу же сдулся, как проткнутый воздушный шар. Хотя он уже и так был без сознания, но его еще диким образом и отпинали.
– Отступаем! Все уходят! – скомандовал кто-то, и через две минуты боевая группа была в фургончике.
По следующему адресу, который посетили боевики, никого не оказалось и, сломав кувалдами входную дверь, они разворотили туалет и стереосистему класса “хай-энд”. Последняя жертва встретила своих бывших товарищей с ружьем и боевая группа в ужасе ретировалась.
– Вернитесь и забейте эту блядь! – приказал Смит своим лезущим в фургончик последователям.
– Мы не будем нападать на сумасшедшего с ружьем! – запротестовали они.
Мартин был в возмущении. Это было настоящим вызовом его авторитету. Кадры отказывались выполнять приказ! Он собирался его повторить, как пуля разбила лобовое стекло и засела в металле в нескольких сантиметрах от головы командира.
– Сваливаем! – заорал Смит водителю.
Фургончик вылетел из Редхилла. Боевики более или менее справились со своей задачей. Попадание в две цели из трех, да еще с такой смертоносной точностью – счет совсем недурной! Тем не менее, Мартин решил больше не сопровождать своих последователей на спецзадания. Было глупо рисковать своей жизнью и здоровьем, когда судьба всего движения лежала на его плечах. Смит хладнокровно признал, что ему необходимо пойти на высшую жертву и сдерживать свои импульсивные ребяческие порывы. Пролетарские массы полагались на его политическое руководство, необходимое для победы коммунизма. И ради них Смит должен был сделать все, что возможно для сохранения своей жизни!
***
Стив Драммонд и Патриция Гуд смотрели друг на друга поверх стаканчиков с кофе и “Биг Маков”. Для влюбленной пары даже “Макдональдс” на Оксфорд Стрит может превратиться в романтическую декорацию.
– Что ты хочешь делать? – спросил Стив и куснул свой гамбургер.
– А-а, я не знаю, – вздохнула Патриция. – Да все что угодно, лишь бы быть с тобой.
– На Кингс Кроссе показывают два фильма Джона Уотерса подряд. – Сообщил Драммонд. – Я бы с удовольствием сходил.
– Ладно, – согласилась Гуд. – Пойдем в кино. Но сначала я хочу, чтобы ты доел “Биг Мак”. Я тебе еще шоколада купила. Я обожаю смотреть на тебя, когда ты ешь шоколад, мне кажется, ты от этого становишься счастливым, ну прямо как ребенок.
– Ты мне всегда сладости покупаешь, – возразил Драммонд. – Это сумасшествие: сама же ты их не ешь.
– Я сахар не люблю, а ты – любишь, – оправдывалась Патриция. – Нет ничего плохого в том, чтобы иногда баловать себя.
– Хорошо, – вставил Стив. – Я не жалуюсь. Я просто волнуюсь, что если все так будет продолжаться, то я растолстею.
– А фильм когда заканчивается? – Гуд дипломатично сменила тему. – Я хочу лечь спать не слишком поздно.
– К полуночи все кончится, – заверил ее Драммонд. – А потом мы на такси доедем до тебя. Меня всегда подмывает трахаться после этих старых фильмов с Дивайн.
– Стив, я хочу, чтобы ты это понял твердо, – сказала Патриция. – Я правильная католическая девушка. Я знаю, что я тебе позволяла несколько раз у меня оставаться, но это не значит, что я позволю тебе пойти дальше. Я не собираюсь терять свою девственность до тех пор, пока я не выйду замуж.
Драммонд подавил стон. Какого черта его угораздило влюбиться в католичку, и этого после того, как он с собственной семьей разругался по поводу веры? Его мать полюбила бы Патрицию, если только они когда- либо встретились. Именно мамочка и благословила нашего анархиста ирландской кровью. Отец Стива был католическим выкрестом из англикан. Драммонд благодарил свою счастливую звезду за то, что он родился в Лондоне, где ему было относительно легко вырваться из-под тоскливого влияния папства. Когда Стив впервые отказался посещать мессу, мать попробовала воззвать к его чувству семейной солидарности. Но Драммонд довел до сведения семьи, что его ничуть не волнуют ни Кевины, ни Мики из родного Килдара. Семья тогда заявила, что он еще о своих словах пожалеет. Кровь гуще воды, как говорится, но в случае Стива оказалось, что в его венах текла могучая Темза, а не Римский католицизм. Будь проклят национализм! Драммонд был анархистом, он знал, что у рабочего класса нет родины. Тем не менее, он любил Лондон, это был не просто лучший город в мире, это было единственное место, которое мог облюбовать себе для жительства утонченный человек типа лидера Классовой Справедливости!
***
Вики Дуглас проявила гораздо большие способности к внедрению в националистические круги, чем Быстрый Ник Картер. Перед тем как прийти к лесбийскому сепаратизму она несколько раз встречала лидера Классовой Справедливости. Когда она впервые услышала его выступление, она подумала, что он – женоненавистник. Стоячие овации, которые устраивали Нику мужчины-активисты во всех местах, где тот выступал на собраниях Классовой Справедливости, подтолкнули Дуглас к разрыву с анархизмом и переходу в лагерь борцов за женскую эмансипацию. По понятиям Вики, Картер был обыкновенный хуй, которого свержение капитализма интересовало лишь потому, что у патриархата будет больше шансов выжить в том случае, если мужчины смогут подняться над классовыми различиями, которые их разъединяют. Освобождение человечества не имело ничего общего с разновидностью анархо-радикализма, которую исповедовал бывший лидер Классовой Справедливости. Его политика преследует глубоко личные интересы, прикрытые для виду тонким слоем альтруизма!
Когда Картер начал появляться в националистических кругах, именно Вики первой увидела в нем угрозу безопасности. Ее не удивляло то, что Ник обратился к фашизму в зрелом возрасте. Мужчинам свойственно более открыто выражать свои реакционные взгляды, по мере того как они стареют. Вики никогда не играла серьезной роли в анархизме, однако, ей пришлось обезопасить себя, выставив его стукачом до того, как у него самого появилась возможность на нее настучать. И хотя Дуглас имела преимущество, поскольку была надежно прикрыта, она не могла рисковать сейчас, когда ее планы были так близки к осуществлению.
Вики потребовалось три года на то, чтобы по-настоящему приблизиться к Чингиз И-Гунну. С самого начала Дуглас знала, что Гунн – мазохист. Однако Вики затратила много сил, прежде чем высший жрец Церкви Адольфа Гитлера поверил ей настолько, чтобы открыто давать волю своим страстям извращенца в ее присутствии. Хотя не надо было быть семи пядей по лбу, чтобы понять, как у Чингиза дела обстояли на самом деле. Вики знала, что все мужики – пассивные зануды, которые любят одеваться в женскую одежду и торчат оттого, что кто-то стегает их пучком колючек. Но так как мужчины боятся своих собственных желаний, они пытаются доказать, что они активные – а это неизбежно приводит к жестокому обращению с женщинами. Именно этим объясняется все те жестокости и насилия, которые совершались на протяжении столетий анти-полом.
После нескольких лет тяжелой работы Дуглас поставила Гунна в ту позу, в которой она и хотела его видеть – на колени. А сама она возвышалась над этим жалким образчиком мужской посредственности. И хотя Чингиз был одет в короткое платье французской служанки, этот наряд не сделал его красивее. На самом деле он выглядел просто хуево, потому что швы его чулок были перекручены, а косметика, наляпанная на лице, размазалась.
– Прочитай это! – приказала Вики, протягивая Гунну лист бумаги, на котором было написана фраза.
– Я – говно, – нараспев произнес Чингиз, – последнее, самое настоящее говно.
