Возвышение Сайласа Лэфема

— Почему бы не пригласить Роберта Чейза? Жаль, если он не увидит ее — при ее-то красках.

— Это мне не совсем нравится, — сказала миссис Кори, — но можно и его, если не получится слишком много. — Художник Чейз был женат на бедной родственнице семьи Кори; жена его умерла. — Может быть, еще кого-то?

— Мисс Кингсбери.

— Мы ее и так часто приглашаем. Она может подумать, что для чего-то нам нужна.

— Она не обидится; она такая добродушная.

— Тогда подсчитаем, — сказала мать. — Четверо Лэфемов, пятеро Кори, четверо Беллингемов, Чейз, Кингсбери — пятнадцать. Да, еще супруги Сьюэлл. Семнадцать. Десять дам и семь джентльменов. Не поровну и слишком много.

— Может быть, кто-то из дам не придет, — предположила Лили.

— О, дамы всегда приходят, — сказала Нэнни.

Мать размышляла.

— Приглашу всех. Дамы откажутся вовремя, и мы успеем пригласить еще мужчин; например, художников. Ах да! Надо позвать мистера Сеймура, архитектора. Он холостяк, и он им строит дом, я слышала от Тома.

Имя сына она назвала упавшим голосом, а когда он вечером пришел домой, сообщила ему свой план с явным опасением.

— Зачем ты это делаешь, мама? — спросил он, глядя на нее своими ясными глазами.

Она смущенно опустила свои.

— Я не стану, милый, если ты не одобряешь. Но я подумала… Мы ведь никак не расквитались за все, что они для нас сделали в Байи-Сент-Пол. А зимой, стыдно сказать, я еще взяла у нее денег на свое благотворительное заведение. Терпеть не могу так использовать людей. И ты бывал у них летом; выходит, что мы ими гнушаемся; ну, и твое деловые отношения с ними…

— Понимаю, — сказал Кори. — И ты считаешь, что из-за этого нужен обед?

— Сама не знаю, — ответила мать. — Мы ведь не позовем почти никого, кроме родственников.

— Что ж, — согласился Кори, — может, и правда… Ты ведь хочешь доставить им удовольствие.

— Разумеется. Ты полагаешь, что они придут?

— Прийти-то они придут; но окажется ли обед удовольствием для них — это другой вопрос. Мне думается, что им больше понравился бы обед в нашем семейном кругу.

— Я сперва так и хотела, но твой отец считает, что может показаться, будто мы не уверены в их положении в обществе; а этого мы не должны допустить, даже перед самими собой.

— Пожалуй, отец прав.

— К тому же они могут подумать…

Последние слова Кори пропустил без внимания.

— Кого же ты хочешь пригласить?

Мать назвала ему гостей.

— Что ж, сойдет, — сказал он, все же не вполне довольный.

— Обеда и совсем не будет, если ты не хочешь, Том.

— Нет, нет; вероятно, так надо. Да, конечно. А о чем они могут подумать?

Мать колебалась. Ей не хотелось напрямик выкладывать ему свои опасения. Вынужденная что-то ответить, она сказала:

— Не знаю. Я не хотела бы дать этой девушке или ее матери основания думать, что мы стремимся к более близкому знакомству, чем… чем у тебя с ними, Том.

Он взглянул на нее рассеянно и словно не понимая. Однако сказал:

— Да, конечно.

И миссис Кори, оставаясь в той же неуверенности относительно этого дела, в какой ей, видимо, было суждено пребывать и дальше, пошла писать приглашение миссис Лэфем.

Позже вечером, когда они снова остались наедине, сын сказал:

— Я, кажется, не сразу тебя понял, мама, насчет Лэфемов. Сейчас понял. Я, конечно, не хочу, чтобы ты сближалась с ними больше, чем я. Это не нужно, да и ни к чему хорошему не приведет. Не давай этого обеда!

— Поздно, — сказала миссис Кори. — Я уже час назад послала записку миссис Лэфем. — Она ободрилась, видя озабоченное лицо Кори. — Но не огорчайся, Том. Это не будет семейный обед, и все обойдется без всякой неловкости. Если сделать это сейчас, будет явно, что ты просто оказывал им внимание по нашей просьбе. Они не могут увидеть в этом нечто большее.

— Ладно, пускай. Пожалуй, сойдет. Во всяком случае, теперь уже ничему не поможешь.

— Зачем помогать, Том? — сказала миссис Кори с веселым оживлением, какого до сих пор не вызывали у нее мысли о Лэфемах. — Я уверена, что мы поступаем правильно и доставим им удовольствие. Это добрые, безобидные люди; мы перед самими собой обязаны не бояться показать, что помним их доброту и услуги и то, как он ценит тебя.

— Да, — сказал Кори. Озабоченность, которую перестала чувствовать мать, была теперь в его тоне, но ее это не огорчило. Пора ему всерьез подумать о своих отношениях с этими людьми, если он не думал об этом раньше, а просто волочился, как говорит его отец.

Такой взгляд на характер сына едва ли был бы ей приятен при других обстоятельствах, но сейчас он был утешением, пусть и не большим. Если она теперь думала о Лэфемах, то с той покорностью судьбе, с какой мы ощущаем беды наших ближних, даже если они не сами навлекли их на себя.

Со своей стороны, миссис Лэфем за время, прошедшее между визитом миссис Кори и возвращением мужа из конторы, пришла к тому же заключению относительно Кори; и когда они сели ужинать, была в совершенном унынии. Айрин разделяла ее настроение, Пенелопа была подчеркнуто весела; полковник, после первого куска нашпигованного чесноком вареного окорока, который возвышался перед ним на большом блюде, начал замечать царившую вокруг атмосферу; но тут зазвенел дверной звонок, и служанка, подававшая на стол, пошла открыть дверь. Она принесла миссис Лэфем записку, которую та прочла и, беспомощно оглядев свою семью, прочла еще раз.

— Что-нибудь случилось, мама? — спросила Айрин; а полковник, который снова приступил к окороку, замер с ножом в руке.

— Не понимаю, что бы это значило, — сказала миссис Лэфем дрожащим голосом и передала записку дочери.

Айрин проглядела ее; увидя подпись, она радостно вскрикнула и покраснела до корней волос. Потом стала читать снова.

Полковник бросил нож и нетерпеливо нахмурился. Миссис Лэфем сказала:

— Прочти вслух, Айрин, если понимаешь, в чем тут дело.

Но Айрин, нервно отмахнувшись, передала записку отцу, который прочел вслух: «Дорогая миссис Лэфем, прошу вас и генерала Лэфема…» — Вот не знал, что я генерал, — проворчал Лэфем. — Надо будет востребовать жалованье за все годы. Однако же кто это пишет? — и он перевернул листок, ища подпись.

— Не важно! Прочти до конца! — крикнула жена, с торжеством глядя на Пенелопу, и он дочитал:

«…а также ваших дочерей пожаловать к нам на обед в четверг 28-го в половине седьмого.

Искренне ваша, Анна Б.Кори».

Краткое приглашение, размашисто написанное, занимало две стороны листка, и полковник не сразу разобрал подпись. Когда же разобрал и прочел вслух, он взглянул на жену, ожидая объяснения.

— Не знаю, что это значит, — сказала та, качая головой, но приятно взволнованная. — Она нынче днем приезжала, и, по-моему, для того, чтобы нас обидеть. В жизни еще никто так меня не унижал.

— Что же она делала? Что говорила? — Лэфем в своей гордости приготовился дать отпор любой обиде, нанесенной его семье; однако приглашение как будто доказывало обратное, и он усомнился, была ли нанесена обида. Миссис Лэфем попыталась объяснить, но ведь, в сущности, ничего обидного и не было сказано, пытаясь облечь неуловимое в слова, она ничего не сумела доказать. Муж выслушал ее