почесался, улегся и снова заснул. Позднее, когда собака и ее вожатый ушли, Кейл поднял кусок «лапти мертвеца» и понюхал. Тот смердел до небес. Озадаченный, Кейл набрал пригоршню глины, облепил ею вонючий кусок и понюхал опять. На сей раз единственное, что он почувствовал, это густой запах, похожий на запах торфа. Что-то, содержавшееся в этой глине, не просто забивало вонь прогорклого жира, а заставляло его исчезнуть вовсе. Но только на то время, пока глина обволакивала источник вони.
В течение нескольких последующих дней, работая в огороде, Кейл испытал это свойство глины на других собаках, подсовывая им становящийся все более зловонным кусок, и ни разу ни один из псов ничего не учуял. Наконец он бросил его, очистив от глины, на засыпанную щебенкой дорожку, и уже через минуту один из псов, привлеченный смрадом, сожрал его. К величайшему удовольствию Кейла, десять минут спустя пес в углу выворачивал свои кишки наизнанку.
Было не столько трудно, сколько опасно найти сведения об источнике глины в библиотечном архиве. Там хранились карты и папки с документами, и Кейлу часто поручали принести какие-либо из них Лорду Воителю, так что единственное, что требовалось, это терпение: дождаться случая, взять нужную папку и проявить еще больше терпения, чтобы выждать случай вернуть ее на место. Хотя вероятность попасться была и невелика, последствия — в том случае, если это все же произойдет, — предстояли ужасные, вероятно, фатальные, поскольку Искупители несомненно догадались бы, что кража информации об оазисе вызвана отнюдь не интересом к огородничеству и мелиорации почв, а разработкой плана побега.
Вынырнув из озера, Кейл, с которого вода стекала в три ручья, все еще мог слышать собачий лай. Как только он прошмыгнул за деревья, Кейл стал невидим для псов, и запах его нельзя было учуять, но он понимал, что надолго здесь задерживаться нельзя, и двинулся дальше. Вскоре он очутился в глиняном карьере Искупителей.
Добытчики глины оставляли по себе скорее длинную череду ям, нежели ровные траншеи, потому что глина была слишком мягкой, дабы стены раскопа могли устоять, как если бы здесь была обычная земля, но и не достаточно мягкой, чтобы не завалить человека, который окажется под оползнем. Как свидетельствовали архивные записи, в таких случаях человек оказывался в ловушке и погибал от удушья. В свое время, читая это, Кейл порадовался, поскольку погибшими оказалось около дюжины Искупителей, занимавшихся добычей глины, но теперь, когда он сам искал что-нибудь, чем можно было выдолбить нишу, в которой ему удалось бы спрятаться от высматривающих и вынюхивающих преследователей, он никакой радости не испытывал.
Наметив цель — небольшую выемку в основании одного из холмиков, образовавшихся после недавних работ добытчиков, — он углубил ее, сколько посмел, собрал всю извлеченную им глину к краям получившейся норы, чтобы потом втянуть эту глину внутрь и не дать преследователям заметить, что здесь недавно опять копали, проскользнул внутрь, сгреб собранную глину на себя, облепился ею, а потом, высунув руку, осторожно соскреб некоторое количество глины сверху, со склона холмика, и почти полностью залепил входное отверстие. Времени на все это ушло немного, и Кейл чувствовал себя уязвимым, находясь слишком близко к поверхности, но копать глубже он не рискнул, опасаясь вызвать оползень. Единственное, что было ему сейчас нужно, — это чтобы его нельзя было ни увидеть, ни унюхать.
В безоговорочном доверии Искупителей к своим псам таилась их слабость. Искупители считали: раз псы ничего не учуяли, значит, здесь ничего нет, — и не затрудняли себя дальнейшими поисками, полагая их излишними. Кейл откинулся на спину и попытался заснуть — все равно больше делать было нечего, а отдых ему требовался. К тому же в любом случае сон не будет глубоким. Кейл давным-давно научился просыпаться при малейшем сигнале опасности.
Он мгновенно провалился в сон и так же мгновенно проснулся от собачьего лая и криков Искупителей. Шум становился все ближе. По мере того как собаки переходили от погони к тщательному поиску, лай сменялся сопением и повизгиванием. Ближе, еще ближе, и вот уже один из псов начал шумно обнюхивать землю в нескольких дюймах от норы Кейла. Однако надолго он здесь не задержался. Да и с чего бы? Глина сделала свое дело, стерев все запахи, кроме собственного, глинистого. Вскоре сопение и редкое взлаивание стихли вдали, и Кейл позволил себе на миг испытать триумф. Тем не менее ему предстояло еще несколько часов оставаться там, где он замуровал себя. Кейл расслабился и погрузился в сон.
Когда он проснулся снова, то сразу почувствовал, что его тело болезненно одеревенело от долгого бега, особенно болело левое колено — память о старой травме. И еще он замерз. Правой рукой Кейл проделал в глине отверстие, достаточное, чтобы увидеть, что кругом было темно. Он стал ждать. Часа через два Кейл услышал, как запели птицы, а вскоре стало светлеть небо. Он принялся осторожно высвобождаться из своего укрытия, готовый вмиг ретироваться, если заметит хоть малейшие признаки присутствия Искупителей. Однако не было ни видно, ни слышно ничего, кроме пения птиц в деревьях и шмыганья каких-то маленьких существ в подлеске. Кейл достал холщовый мешок, который прихватил из комнаты Лорда Дисциплины, и начал наполнять его глиной, приминая ее так, чтобы поместилось как можно больше.
Закинув мешок за плечи, он отправился на поиски Искупителей и их псов.
Кейл нашел их три часа спустя. Это оказалось нетрудно — отряд был довольно большой: он насчитывал двадцать Искупителей и сорок собак. Кроме того, им не было никакого резона заметать следы — в радиусе двухсот миль здесь не нашлось бы ни одного смельчака, который дерзнул бы приблизиться даже к одинокому Искупителю, что уж говорить о целой их своре, да еще с собаками. Это Искупители искали других, другие же не искали встреч с ними.
После того как Кейл обнаружил Искупителей, он минут десять размышлял: не бросить ли тех, кто остался в Святилище, и не сбежать ли в Мемфис одному, пока это еще возможно? Кляйсту он вообще ничем не обязан. Смутному Генри — чуть больше. А девочка так должна ему: он уже один раз спас ей жизнь. Подобно тому, как у осьминога меняется окраска перед лицом опасности, когда красные и желтые волны пробегают у него под кожей, так желание сбежать и необходимость вернуться прокатывались в голове Кейла, сменяя друг друга и перемешиваясь. Резоны, побуждавшие его исчезнуть, были очевидны, мотивы, обязывавшие вернуться, — смутны и туманны, но именно отливная волна последних заставила его с огромной неохотой, мысленно проклиная все на свете, устремиться назад, к отряду ищущих его псов и священников.
Несмотря на то что он был с ног до головы обмазан глиной, Кейл старался держаться от собак с подветренной стороны, не отставая от преследователей больше, чем на полмили. Часа через два, как он надеялся, Искупители приостановят поиски и направятся к Святилищу. Кейл понимал, что так просто они не сдадутся, что это была лишь первая вылазка в надежде поймать беглецов по горячим следам. Обычно она увенчивалась успехом, но если за первые тридцать часов никого найти не удавалось, поиски возобновлялись, и тогда уже высылалось не менее пяти отрядов, которые продолжали охоту до бесконечности. Впрочем, до бесконечности искать никогда не приходилось: два месяца были самым долгим сроком, в течение которого послушник когда-либо оставался не пойманным, потом следовало наказание, и оно было ужасным настолько, что не поддавалось никаким описаниям.
Продолжая держать дистанцию и оставаясь с подветренной стороны, Кейл незаметно следовал за Искупителями в течение следующих двенадцати часов, постепенно сближаясь с ними и бдительно следя, не появились ли признаки того, что собаки учуяли его запах. Он дошел с Искупителями до самого Святилища и приблизился настолько, что теперь ему оставалось лишь пристроиться в хвост изнуренного поисками отряда и, накинув на лицо капюшон, в наставшей кромешной тьме войти вместе с ним в главные ворота. Никакой проверки у входа не было. Да, в конце концов, кому придет в голову, что найдется безумец — не важно, мужчина это или мальчик, — который попытается проникнуть внутрь Святилища?
После дня ожидания в потайном коридоре троица тихо сидела в темноте, каждый был предоставлен своим мыслям, одинаково мрачным. Услышав тихий стук в дверь, они подкрались к ней, полные надежды, но и обуреваемые страхом, что это может оказаться ловушкой.
— Что если это они? — прошептал Кляйст.
— Тогда они все равно войдут, — ответил Смутный Генри, и вдвоем мальчики стали осторожно открывать дверь.
— Слава богу, это ты! — с облегчением воскликнул Смутный Генри.
— А вы ожидали кого-то другого? — спросил Кейл.
— Мы боялись, что это могут быть те люди. — Впервые женщина говорила с Кейлом не через стену. Ее голос был мягким и тихим, и если бы кто-то мог видеть в тот момент его лицо, то заметил бы, что на нем
