— Но если это было послание, почему бы не сделать его более понятным?
— Нет необходимости. Хинкель считает себя мастером розыгрыша. Его, не сомневаюсь, позабавило бы разыграть подобное нападение на министра двора Матерацци, попутно заставив нас думать, что за этим кроется нечто большее, и тем самым вселив в нас тревогу. — Альбин улыбнулся с показным самоуничижением: — Но вы, в отличие от меня, встречались с ним совсем недавно. Быть может, вы не согласны со мной?
— Совершенно согласен. Он изображал гостеприимного хозяина, но при этом слишком много подмигивал. Как многие умные люди, он полагает, что все остальные дураки.
— Именно это он наверняка подумал и о нашем посланнике.
Повисла небольшая пауза, и Альбин засомневался: не слишком ли далеко он зашел.
Випон внимательно оглядел его.
— Похоже, вы много знаете, — сказал он многозначительно, однако поощряя Альбина продолжать.
— Много? Хотел бы я, чтобы это было правдой. Однако кое-что действительно знаю. Через несколько дней у меня должна появиться информация, которая позволит, надеюсь, прояснить ситуацию.
— Буду чрезвычайно признателен, если вы будете держать меня в курсе дела. У меня тоже есть источники, которые могут оказаться полезными.
— Разумеется, мой Лорд.
Альбина устраивало такое… скажем, соглашение. Речь шла не о том, можно ли доверять Випону, потому что капитан был уверен: доверять ему нельзя. Мемфисский двор являл собой змеиное гнездо, и тот, кто не обладал жалом, не мог бы занять в нем столь важное место, какое занимал Випон. Было бы неблагоразумно ожидать иного. Тем не менее Альбин чувствовал, что некоторый прогресс достигнут: сейчас на Випона можно положиться, он не предаст его до тех пор, пока это будет в его интересах.
— Есть еще два вопроса, которые я хотел бы с вами обсудить, мой Лорд. Но, разумеется, если вы слишком устали, я могу прийти завтра.
— Нет-нет, продолжайте…
— Вот что еще странно. Брамли обнаружил четверых молодых людей, которые стояли над вами, когда вы… — Он запнулся.
— …когда я был погребен по шею?
— Ну да.
— Я думал, что мне это приснилось, — сказал Канцлер Випон. — Три мальчика и девочка?
— Да.
— Что они делали?
— О, мы надеялись, что вы нам это скажете. Брамли хочет мальчишек казнить, а девочку продать.
— Зачем, Господи Боже мой?
— Он считает, что они из банды Мужиков, которая на вас напала.
— Она напала на нас минимум за сутки до того, как меня нашли. Что, скажите на милость, они делали бы там двадцать четыре часа спустя, если бы действительно имели отношение к Мужикам?
— Брамли все равно хочет казнить их. Он говорит, мы должны таким образом дать понять, что ждет всякого, кто осмелится напасть на министра двора Матерацци.
— Этот ваш Брамли кровожадный ублюдок.
— О, он вовсе не мой, упаси бог.
— А что говорят сами дети?
— Говорят, что они за несколько минут до того наткнулись на вас и как раз собирались откопать.
— И вы им не верите?
— Никаких признаков раскапывания не было. — Альбин помолчал. — И я бы не назвал их такими уж детьми. Мальчикам лет по тринадцать-четырнадцать, и они весьма крепкие ребята. Девочка же, напротив, выглядит так, будто ее всю жизнь держали в мыльной пене. И что они делали там, посреди Коросты?
— А как они сами это объясняют?
— Говорят, что они цыгане.
Випон рассмеялся:
— С тех пор как Искупители кнутами повыгоняли их отсюда шестьдесят лет назад, в наших краях не видели ни одного цыгана. — Он немного подумал. — Я сам поговорю с ними через несколько дней, когда немного оправлюсь. Передайте мне вон ту чашку с водой, будьте другом.
Альбин протянул руку к столу, стоявшему возле кровати, и передал Випону чашку. К этому времени тот заметно побледнел.
— Я покину вас, граф.
— Вы сказали, что хотите обсудить два вопроса.
Альбин задержался.
— Да. Перед тем как найти вас, Брамли поймал ИдрисаПукке, прятавшегося милях в четырех от того места.
— Превосходно, — сказал Випон, в его глазах зажегся живой интерес. — С ним я поговорю завтра.
— К сожалению, он сбежал.
Випон даже задохнулся от негодования и почти минуту молчал.
— Мне нужен ИдрисПукке, — сказал он наконец. — Если когда-нибудь он попадет в ваши руки, приведите его ко мне и никому об этом не говорите.
Альбин согласно кивнул.
— Конечно.
Он вышел из спальни Випона весьма довольный собой.
Шел шестой день плена в мемфисском подземелье, но, несмотря на неопределенность своего положения, мальчики пребывали в хорошем настроении. Их отлично кормили три раза в день — по меркам нормального человека кормили, можно сказать, на убой; они могли спать сколько хотели и спали по восемнадцать часов в сутки, словно отсыпались за всю предыдущую жизнь.
Около четырех часов дня тюремщик отпер камеру мальчиков и впустил Альбина, который один раз уже допрашивал их, а вместе с ним — еще одного человека, явно более важного; лет этому второму было под шестьдесят.
— Добрый день, — сказал Лорд Випон.
Смутный Генри и Кляйст, лежавшие на кроватях, настороженно посмотрели на него. Кейл сидел на своей постели, подтянув колени к груди. Его лицо было закрыто капюшоном.
— Встаньте, когда с вами разговаривает Лорд Випон, — тихо произнес Альбин.
Смутный Генри и Кляйст встали. Кейл не пошевелился.
— Ты, там, под капюшоном! Встать и снять капюшон, или я велю это сделать стражникам. — Голос Альбина звучал по-прежнему тихо, безо всякой угрозы, по-деловому.
После небольшой паузы Кейл спрыгнул с кровати, словно очнулся от освежающего сна, и откинул капюшон. Он стоял, уставившись в пол, как будто там, в пыли, лежало нечто, представлявшее для него огромный интерес.
— Итак, — сказал Випон, — вы меня узнаете?
— Да, — ответил Кляйст. — Вы — человек, которого мы пытались спасти в Коросте.
— Правильно, — сказал Випон. — Что вы там делали?
— Мы цыгане, — объяснил Кляйст. — Мы заблудились.
— Какого рода цыгане?
— Ну, какого? Обыкновенного рода, — с улыбкой сказал Кляйст.
— Капитан Брамли считает, что вы хотели ограбить меня.
Кляйст вздохнул:
— Этот капитан Брамли плохой человек, очень плохой. Единственное, что мы сделали, это попытались спасти такую важную персону, как вы, а он заковал нас, как преступников, и бросил сюда. Благодарностью
