— Риск слишком велик. Лучше оставить ее в заложницах, а Матерацци сможет выкупить ее, отдав Искупителям то, чего они хотят.
— А почему ты так уверен, что она — заложница? — холодно и раздраженно спросил Кейл.
ИдрисПукке воззрился на него:
— Ну-ну, выкладывай, может, теперь наконец мы узнаем правду?
— Правда состоит в том, что вы думаете, будто Искупители похожи на вас — пусть более злобные и сумасшедшие, но такие же, будто то, чего хотите вы и чего хотят они, ну… основывается на одном и том же. Но это не так. — Он вздохнул. — Не скажу, что я их понимаю, нет. Я думал, что понимаю, пока не убил этот мешок дерьма, Пикарбо. Я рассказывал тебе, что сделал это, чтобы не дать ему, ну, как бы сказать, копаться во внутренностях девушки.
— То есть насиловать?
Кейл покраснел — ему не понравилось, что его поправили.
— Как ни назови, но он делал с ней вовсе не это. Он расчленял ее.
Тут Кейл во всех подробностях правдиво рассказал ИдрисуПукке, что случилось той ночью.
— Господь милосердный! — в ужасе воскликнул ИдрисПукке, когда он закончил. — Но зачем?!
— Понятия не имею. Вот поэтому я и сказал, что перестал думать, будто понимаю, что происходит в их грязных умишках.
— Но зачем им делать это с Арбеллой Матерацци?
— Говорю же: я не знаю. Может, они хотят посмотреть, как устроены женщины Матерацци, ну… — он запнулся, — изнутри. Не знаю. Но то, что они потребуют за нее денег, исключено. Это не в их правилах.
— Гораздо менее исключено, что они хотят вернуть тебя.
Кейл глотнул воздух, чтобы не рассмеяться.
— Они хотели бы устроить из моей казни показательный пример — ритуальный костер по всем правилам. И, не буду отрицать, они на многое пошли бы, чтобы заполучить меня, но начать войну с Матерацци из-за послушника?! Такого за тысячу лет ни разу не было. — Он мрачно ухмыльнулся. — Полагаю, Маршалу тоже это пришло в голову. Бьюсь об заклад, петух не успеет прокукарекать, как нас, всех четверых, уже будут везти в Святилище в порядке жеста доброй воли. Ты разве так не думаешь?
ИдрисПукке промолчал, потому что именно так он и подумал. Минуты две молчали оба.
— Да, риск есть. Но получиться может, — продолжил Кейл. — На нее мне наплевать, — солгал он, — я бы не стал рисковать жизнью ради испорченной соплячки Матерацци. Но если Искупители увезут ее, я потеряю все. А если мы ее отобьем — все приобрету. И ты, между прочим, тоже, не меньше меня. Единственное, что тебе надо сделать, это прикрыть меня. Если у меня ничего не выйдет, ты имеешь все шансы уйти. Кстати, давай смотреть правде в глаза: никто не скажет тебе спасибо, если выяснится, что ты ее нашел, но ничего не предпринял и позволил им ее увезти.
ИдрисПукке улыбнулся:
— Несправедливость жизни — лучший аргумент в споре. Хорошо. Рассказывай свой план.
— Всю жизнь, почти каждый день, Боско вколачивал в меня три слова: внезапность, жестокость, стремительность. Теперь он пожалеет, что делал это. — Кейл нарисовал в опавшей сухой хвое круг: — По этой окружности будет четверо часовых: на востоке, западе, юге и севере. Луны сегодня нет, поэтому придется ждать рассвета. Ты убьешь западного часового, как только сможешь его различить. После этого я прикончу южного. Тебе придется остаться на позиции западного часового, поскольку это единственное место, находящееся на расстоянии выстрела от скалы, к которой привязана девушка. Я вытащу ее оттуда, перерезав веревки. Ты умеешь кричать по-птичьи?
— Могу совой, — нерешительно сказал ИдрисПукке. — Но в этих местах совы не водятся.
— Искупители этого не знают. — Кейл помолчал. — А как кричит сова?
ИдрисПукке продемонстрировал.
— А что если часовой поднимет шум, когда я попытаюсь на него напасть?
— Попытаешься?! — потрясенно переспросил Кейл. — Никаких попыток быть не должно. И я не желаю слышать, что ты, мол, сделаешь все возможное. Напортачишь — и я покойник. Понял?
Задетый, ИдрисПукке с вызовом посмотрел на Кейла:
— За меня не беспокойся, парень.
— А я беспокоюсь. Итак, как только услышу твой сигнал, я убью часового на южной позиции. Минута уйдет на то, чтобы надеть его рясу. После этого я как можно спокойней войду в лагерь. Пока остальные часовые будут выяснять, что происходит…
— А почему бы сначала не убить всех четверых?
— Мы не сможем долго ползать вокруг, не выдав себя. Я предлагаю то, что наиболее безопасно. В лагере начнется суматоха, но я буду выглядеть так же, как все остальные. К тому же будет еще почти темно. Если ты хорошо сделаешь свое дело, много времени мне не понадобится.
— А что мне делать потом?
— Пока часовые на северной и восточной позициях не начнут стрелять, ты не сможешь определить, где они находятся. Но когда начнут, стреляй в ответ, не давай им поднять голову. Я оттащу девушку вон туда, за валун. Там они смогут достать нас только непосредственно сверху. — Кейл улыбнулся. — И вот тут начнется хитрость. Ты должен не дать им оказаться прямо над нами и позади нас, пока я не пробегу нужный отрезок. До тех пор, пока ты не дашь им занять твою позицию, девушка будет в безопасности. Как только я выбегу из-за выступа, мы окажемся двое на двое.
— Но это же сорок ярдов по открытой местности, причем последние пятнадцать — в гору. Если они хоть что-то умеют, у тебя не много шансов.
— Они многое умеют.
— А впрочем, чего я волнуюсь из-за этой самоубийственной пробежки — тебе ведь прежде нужно будет в одиночку убить шестерых вооруженных мужчин. Это же смешно! Нет, нужно ждать отряд Матерацци.
— Они убьют ее прежде, чем Матерацци до нее доберутся. Мой план — ее единственный шанс. Положись на меня: я сделаю все быстрей, чем рассказываю. Будет почти темно, они не будут ожидать нападения перед самым рассветом и не смогут отличить меня от своих. А когда поймут, что на них все-таки напали, подумают, что это Матерацци и что враг повсюду; ничего такого, что я придумал, им и в голову не придет.
— Потому что надо быть идиотом, чтобы в это поверить.
— Под угрозой окажется моя жизнь, не твоя.
— И девушкина.
— Девушкина чего-то стоит только в том случае, если ее освободителями станем мы. Без этого и ты — ничто, а то и хуже. Простой выбор, я бы сказал.
Шесть часов спустя ИдрисПукке стоял над телом убитого южного часового.
В былые времена ИдрисПукке командовал множеством сражений, в которых погибали тысячи людей. Но он давно уже не убивал человека лицом к лицу. Он задержал взгляд на остекленевших глазах, раздвинутых губах, оскаливших зубы, и задрожал всем телом. В результате попытка изобразить крик совы породила звук, способный вызвать сомнения у любого, кто когда-либо слышал, как кричит настоящая сова. Но не прошло и минуты, как он различил фигуру Кейла, бесшумно и медленно двигавшегося вниз по склону, чтобы оставшиеся часовые, если и заметят его, не насторожились.
Ужас охватил ИдрисаПукке при виде, казалось бы, совсем еще мальчика, спокойно приближающегося к шестерым спящим мужчинам.
Он не знал, чего ждать дальше, но того, что произошло, не мог бы и вообразить. Кейл обнажил свой короткий меч и мгновенно вонзил его в первого спящего, человек не успел ни шелохнуться, ни вскрикнуть. По-прежнему неторопливо Кейл подошел ко второму. Снова резкий мощный удар — и опять ни звука. Когда он приближался к третьему Искупителю, тот зашевелился и даже приподнял голову. Удар! Если человек и издал какой-то звук, то ИдрисПукке его не услышал. Кейл двинулся к четвертому, который уже сидел и, запрокинув голову, сонно таращился на него, озадаченный, но не испуганный. Быстрый удар клинком сверху вниз в горло, и Искупитель повалился навзничь с криком, сдавленным, но громким.
Проснулись пятый и шестой — опытные бойцы, закаленные во многих боях и привыкшие к
